—  Почему вы остались в спорте после Олимпиады в Гренобле, после такой замечательной победы—венца спортивной карьеры?
Такие вопросы мы слышали не раз. И неизменно думали: а собственно говоря, почему нашей судьбой — спортивной, естественно, — пытаются распоряжаться другие? Почему нас подталкивают на решения, кажущиеся любому настоящему спортсмену по меньшей мере странными? Разве мы сами не взрослые люди? Разве мы не понимаем сами, что для нас лучше? И с каких пор, скажем, бронзовые или серебряные медали стали малопочетными на первенствах мира или Европы?
— Вы — наше спортивное знамя! — часто говорят нам люди, любящие и увлекающиеся фигурным катанием. — Как хорошо было бы, если бы вы ушли непобежденными, чтобы всегда оставаться в глазах у всех, и особенно у молодежи,, чемпионами самой высшей пробы, образцом, всегда сверкающим и ярким...
И опять-таки мы задумываемся: что означает уйти непобежденными?
Сравним фигурное катание, скажем, с гимнастикой: разве там предлагали хоть раз хоть одному чемпиону «досрочно» уйти со спортивной арены, уйти в расцвете сил и прекратить борьбу? Скажем, Лариса Латынина, уже будучи олимпийской чемпионкой, никак не могли выиграть звание чемпионки страны, проигрывая неизменно то Софье Муратовой, то Тамаре Маниной, то еще какой-нибудь сильной гимнастке из замечательной чемпионской элиты тех лет. Разве из-за этого Латынина перестала быть образцом спортсменки? Она выступала до тех пор, пока считала это нужным. Конечно, можно было бы уйти и раньше, но разве мы не видим прямого влияния таланта Латыниной-гимнастки на формирование целой плеяды молодых спортсменок, ставших на Олимпиаде в Мехико обладательницами золотых медалей?! Влияния, которое только усиливалось оттого, что Латынина в течение нескольких лет продолжала выступать рядом с юными спортсменками, и не только выступала, но и учила их тактике спортивной борьбы своим личным примером!
Словом, нет ничего страшного в том, что спортсмен проиграл те или иные состязания в том или ином сезоне. Вспомните, сколько лет на заре нашего спортивного пути проигрывали мы, и только злее становились, и только новые и новые силы отыскивали для продолжения гонки преследования.
И вот мы снова проигрываем: чемпионат страны, затем Европы и мира. И снова откатываемся на позиции, с которых когда-то повели наступление. Что же нам из-за этого, рыдать безутешно? Какими же мы были бы настоящими спортсменами после этого?
Мы не хотим уходить. Мы не те, для кого поражение равносильно разрыву выгодного контракта в ревю.
Мы — спортсмены. Спорт — наша жизнь. Борьба — наша стихия. И почему, собственно говоря, мы должны отказываться от всего этого?
Мы всегда и везде во всем старались сохранять верность себе и людям. Мы никогда не старались себя преодолевать или себя побеждать. Нам вообще непонятны разговоры на эту тему и все эти весьма модные теоретические дискуссии по поводу того, как надо иногда наступать на горло собственным желаниям, стремлениям, собственному характеру для того, чтобы добиться определенной спортивной цели. В. Чкалов говорил: «На характер ногой наступать нельзя».
И потом: если ты победил себя, то кто же при этом выиграл?
В этом вопросе для нас — элементарное желание добраться до первоосновы психологической закалки, моральной подготовки. Ибо от ответа на этот вопрос зависит очень многое в подготовке к состязаниям, подготовке к достижению того, что ты сделал целью на данном этапе своей спортивной жизни.
Здесь, с нашей точки зрения, возможны только два пути. Один из них заключается в постоянной верности себе, в укреплении тех черт характера, которые необходимы для ведения долгосрочной борьбы. А другой — в полной ломке своего характера, в создании нового, не похожего или кажущегося не похожим на прежний, характера. И тут еще неизвестно, что получится. И будет ли «новый» человек лучше того, каким он был прежде. И не проиграл ли он все, победив самого себя!
Принимая—безусловно и категорически — только первый путь, мы сейчас отчетливо понимаем, что совершили бы предательство, предали бы самих себя, если бы ушли с арены в тот момент, когда мы чувствуем себя в расцвете сил. Весь наш путь в спорте, все наше существо противится этому. И ни о каком упрямстве или непонимании усложнившейся для нас обстановки речь идти не может.
Мы сознательно, понимая всю свою ответственность перед тем, что уже связано с нашими именами в фигурном катании, идем на этот шаг.
И мы не сомневаемся, что, покинув спортивную арену не отдав ей доброй половины своих сил, мы потеряли бы не только самоуважение, но и уважение миллионов почитателей фигурного катания.
«Пока человек борется — поражения быть не может»,—писал Фредерик Шопен.
Словом, мы извлекли уроки из событий сезона 1969 года и решили продолжать свою жизнь в большом спорте.
А теперь вернемся к началу сезона. Мы уже успели немножко поостыть, и прошедшее видится нам достаточно ясно и четко.
Итак, осень 1968 года. Уже чувствуется холодное дыхание зимы, и уже ежедневно проводим мы на катке свои четыре, пять, а то и шесть часов. После долгих раздумий мы оставляем в наступающем сезоне свою олимпийскую программу, считая, что она не исчерпала своих потенциальных возможностей, усложняем ее, добавляем новые элементы, два из которых только-только созданы нами.
Несколько слов об этих элементах. Как все в нашем творчестве, они шли у нас не от схемы, а от жизни, от нашего мироощущения, миропонимания.
Вы знаете, что в фигурном катании существуют так называемые «спирали смерти» — «тодесы»: партнерша как бы висит надо льдом, опрокинувшись на спину, почти касаясь головой льда, и совершает при этом, удерживаемая партнером за руку, круги вокруг него. Вначале существовал лишь один «тодес» и исполняли его очень немногие. Партнерша скользила назад на наружном ребре конька. Но уже в начале шестидесятых годов этот «тодес» стали выполнять десятки пар. И тогда появилась у нас идея создать новый «тодес». Об этом мы уже писали в одной из предыдущих глав. Мы думали так: если есть «тодес» назад на внешнем ребре, то почему бы не сделать его и на внутреннем? Новый «тодес» был создан в 1966 году. В международной книге по фигурному катанию он называется «спиралью Протопоповых», а мы называем его «космической спиралью».
Но наша мысль при этом не переставала работать далее. А что если... Если есть «спирали смерти» ходом назад, то почему бы не появиться спиралям ходом вперед и на внешнем, и на внутреннем ребрах конька?
Пожалуй, особенно четко оформилась эта идея после Олимпиады в Гренобле, и мы значительную часть своего летнего тренировочного времени потратили именно на разработку новых вариантов парных обводок или спиралей и других новых элементов. Мы назвали их «спиралями жизни»! Свое спортивное изобретение мы демонстрировали впервые в канун замечательной годовщины — 25-летия освобождения Ленинграда от фашистской блокады, посвятили его героическим защитникам колыбели революции. Мы создали даже специальный концертный номер, в котором были только четыре спирали: «спираль смерти», «космическая спираль и две «спирали жизни».
Впервые за последние четыре года на показательных выступлениях мы не замыкали концертную программу, а размещались где-то в начале 2-го отделения. Настроение у нас было не лучшее. Но мы вышли на лед, не думая ни о чем, кроме того, что мы перед ленинградцами, что мы их частичка, что мы — дети великого города, плоть от плоти его, и что мы должны в этот вечер показать ленинградцам все, что можем.
И мы сделали это. Мы начали с «Лунной сонаты» Бетховена, потом еще много, много раз выходили на лед и закончили выступление «спиралями жизни»...
Людмила:
— Олег потом сказал мне, что, выходя на лед, он на какое-то мгновение вспомнил ту самую «дорогу жизни» через Ладогу. Раздробленный от взрывов снарядов и бомб лед, борт машины, шедшей впереди, вспышку, ошеломляющий взрыв и черную полынью, поглотившую машину с мальчишками и девчонками, которых эвакуировали из Ленинграда...
Диктор читает: «Защитникам Ленинграда—посвящается!..». И мы начинаем. Пожалуй, никогда еще мы так не волновались, хотя это не были какие-нибудь соревнования, хотя вся демонстрация четырех спиралей занимает минуту. Пожалуй, никогда еще не были мы так глубоко удовлетворены — и это несмотря на то, что буквально накануне потерпели первое за многие годы поражение...
В начале сезона мы считали, что главными нашими конкурентами, кроме советских пар, разумеется, будут чемпионы ГДР Штейнер — Вальтер и чемпионы США — брат и сестра Кауфманн. Мы бы сказали, что эти две пары довольно близки друг к другу в техническом отношении. Что касается артистизма, то они тяготеют к нашему стилю. Правда, у этих пар есть и различия. Штейнер — Вальтер лучше прыгают, а Кауфманн виртуозно делают некоторые поддержки. Спор между ними всегда решался в пользу последних. Что же касается нас, то нам больше импонировало мягкое скольжение американцев, и хотя у них было много недоработок в некоторых элементах, все это искупалось энтузиазмом, с которым всегда катались Синтия и Рональд.
Здесь нам хочется немного отвлечься для того, чтобы сказать: зарубежные спортсмены для нас не только «конкурирующие единицы», но и товарищи по спорту, а порой и очень близкие друзья. Интересно отметить, что дружба между спортсменами передается как бы по наследству от одного поколения к другому. И это очень хорошо!
В какой-то степени мы в свое время учились у пары из ГДР Веры и Хорста Курюбер, у чехословацких фигуристов Веры Суханковой и Зденека Долежала, у венгров Марианны и Ласло Надь. Много поучительного можно было взять у пар из ФРГ — М. Гёбль — Ф. Нингель, М. Килиус—Г.-Ю. Боймлер, австрийской пары — С. Шварц — К. Опельт. Мы всегда имели с ними дружеские контакты.
 |
| После тренировки - прогулка по ленинградским набережным |
Дружеские контакты связывают нас и с теми, кто пришел на смену этим большим фигуристам. Речь идет о таких спортсменах, как Мюллер — Далмер, Штейнер — Вальтер (ГДР), брат и сестра Шрамковы, Драгова— Барташевич (Чехословакия), Корда—Вашаргели (Венгрия), Пферсдорф —Матцдорф, Хаусе—Хофнер (ФРГ), Поремска — Щипа (Польша), Таулер — Форд (Англия) и другие.
Самое главное, что спортсмены встречаются и расстаются как друзья. И нам очень приятно, что у нас существует много дружеских контактов и с канадскими, и с американскими спортсменами. В свое время, будучи новичками, мы выступали в соревнованиях со знаменитыми канадцами — Барбарой Вагнер и Робертом Поулом, американцами— супругами Ладингтон. Затем они покинули спорт. Их места в национальных командах заняли такие выдающиеся спортсмены, как Уилкесс и Ревилл, Мария и Отто Джелинек, брат и сестра Кауфманн. И за расставанием пришло новое знакомство. Дружба остается. Дружба живет.
Мы могли бы перечислить еще множество имен. И когда мы сами будем иметь своих учеников, мы обязательно передадим им вместе с техникой и наше умение дружить, наше умение уважать и ценить дружбу.
А теперь вернемся к тем фигуристам, которых мы считали своими основными конкурентами. Для пары Кауфманн ситуация складывалась весьма удачно, поскольку чемпионат мира должен был проходить в Америке, в высокогорном Колорадо-Спрингсе, где американцы могли акклиматизироваться задолго до нашего приезда. Исходя из этого, мы и разрабатывали свой тактический план. Но есть порой такие преграды, которые человек бессилен преодолеть.
Перед первенством Советского Союза в Людмилу как клещ вцепился грипп и так и не отступил от нее до конца сезона. Для того чтобы успешно продолжать соревнования, Людмиле необходимо было окончательно поправиться, но интервалы между выступлениями были настолько короткими, что выздороветь она так и не смогла. Нагрузка возрастала от старта к старту. А состояние Людмилы как раз требовало обратного. Мы понимали, что идем на большой риск. Но что же нам оставалось делать? Отказаться от соревнований после первого же выступления?
Возможно, если бы мы руководствовались только личными мотивами, мы бы так и поступили. Но мы считали, что не вправе это сделать. Да, лично мы проиграли первенство, но советское фигурное катание, завоевавшее на чемпионатах Европы и мира все три призовых места, несомненно, выиграло. Сегодня — в парном катании и в танцах. А завтра — будем надеяться — ив одиночном!
Итак, Ленинград. Первый наш чемпионат страны в родном городе. В новом Дворце спорта «Юбилейный» — очень уютном и удобном для соревнований, поскольку в нем рядом с главной ареной расположен тренировочный каток. Этот Дворец — зримое, материальное воплощение нашей давнишней мечты. Есть в создании этого уникального сооружения крупица и нашего труда.
После обязательной программы мы — лидеры. Наступил день произвольной.
Людмила:
— Нет, все-таки какой-то неуловимый разлад был у меня в это время. Это даже трудно передать словами. Иногда перед прыжками — их у нас серия во второй части произвольной композиции—у меня просто немели ноги. Прыгаю — чувствую, не то получается. Олег ворчит, объясняет, нервничает. Он в такие минуты ни себя не щадит, ни партнершу. И я понимаю, что мне надо делать. А сделать ничего не могу. Всегда могла, а тут вдруг не могу...
Олег:
— В нашем виде существует пара. И нет ошибок одного из партнеров. Есть ошибки пары. И только пары. И оценивают выступление пары, а не каждого партнера порознь. И если был срыв, то виноват в нем и я: значит, что-то пропустил, чего-то не понял, о чем-то забыл...
В подобных ситуациях всегда надо помнить об одном очень важном обстоятельстве, и особенно помнить молодым, совсем еще не обстрелянным танцевальным и спортивным парам; стоит только переложить всю ответственность на плечи партнера, стоит только забыть об огромном эстетическом, философском содержании любого спортивного дуэта, как тут же (несмотря на ваше сопротивление) и тренировки, и выступления, и жизнь спортивная (а подчас и не только спортивная) полетят вверх тормашками.
Конечно, совместные выступления учат высокой требовательности. Тут максимализм можно только приветствовать. Но парное катание учит и терпеливости, а еще точнее — терпимости...
Начали мы произвольную программу спокойно. Музыка пробудила, вызвала из тайников памяти знакомые ассоциации. Движения были легкими, скорость набиралась свободно. Но если обычно мы думаем о пути, который нам предстоит пройти в течение пяти минут произвольной программы, спокойно заглядывая в его конец, то на этот раз мы с затаенной тревогой ждали мощных аккордов Пятой симфонии Бетховена. И не напрасно мы волновались. Ошибки! Ошибки в нескольких местах. И даже последняя—эффектная, радостная—комбинация шагов в финале была испорчена...
Какое же впечатление оставило наше выступление? Со стороны виднее. Поэтому лучше предоставим слово спортивному журналисту Аркадию Галинскому, который написал о нас статью в «Советской культуре» в разгар минувшего сезона:
«...в почте «Советской культуры» сразу после окончания чемпионата СССР прозвучало несколько крайне встревоженных голосов. «Нам кажется, что в стиле катания Белоусовой и Протопопова мы имеем дело с появлением нового, совершенно особого жанра, — писала группа читателей из Трубчевска.—Это не просто спорт и не танцы на льду. Как назвать это искусство? Музыка, воплощенная в образах? Не знаем, но хотелось бы, чтобы оно развивалось. Естественно, что Белоусовой и Протопопову предстоит в самом недалеком будущем уступить место молодежи. Но, с другой стороны, они именно сейчас пришли к настоящему пониманию красоты. И обидно будет, если они уступят место молодым из-за прыжков и других чисто технических вещей. Нам кажется, что тут происходит что-то не то. Какое-то втискивание чистого и свободного искусства в жесткие рамки очков»...
...Трюки для них действительно вторичны. Первична же и наиболее важна — законченность пластики и линий. Музыка движений.
И они первыми в мировом фигурном катании довели эту гармонию линий до, говоря словами поэта, «неслыханной простоты». Неслыханной чистоты. Есть такая фигура в парном катании — «ласточка», ее выполняет любой начинающий дуэт. Белоусова и Протопопов довели ее до абсолюта: распадающаяся на пространстве катка фигура сохраняет тем не менее идеальную чистоту линий и, собственно, не распадается, а продолжает рисунок, прочерчиваясь по всей площади льда. Эта плавность, эта музыкальность, художественность фигур делают незаметной, органичной огромную скорость самого катания, которая тоже для них не самоцель.
И эта чистота оборачивается серьезной опасностью для самих спортсменов. Когда ноги мелькают, когда руки машут, когда внешне темп взвинчен до предела, мелкие погрешности, «недоработки» не видны — вихрь танца искупает их. Для тех же, о ком мы ведем речь, невозможны и микроскопические погрешности, мельчайшие ошибки. Они срывают все — их нельзя забыть ни зрителям, ни судьям. Спортсмены выбрали для себя тяжелейший путь, но он не отпугивает молодежь. Это направление в фигурном спорте передается и родственным видам, не связанным со льдом.
Всего две ошибки, небольшие, но такие заметные, стоили спортсменам очень дорого. И в этом нет несправедливости. Повторим же: такова спортивная жизнь!..»
К этому нам хотелось бы добавить вот что. Наш стиль парного катания, отрицающий бьющие по нервам трюки, основан прежде всего на абсолютном взаимопонимании партнеров, на их идеальной гармонии. Конечно, даже самая крохотная помарка звучит здесь ужасным диссонансом. Так что нам практически безразлично: сорван ли сложный прыжок или допущена чуть заметная потеря равновесия на простейшей «ласточке». Ибо и в том, и в другом случае пропадает ощущение гармонии, а значит, и теряется весь эффект от нашего выступления.
...Окруженные стеной недоумения уходили мы после выступления с арены ленинградского Дворца спорта. Вдвоем закрылись в маленькой артистической уборной на втором этаже «Юбилейного». Сидели молча. На стук в дверь не отвечали. Мы не видели, как заканчивались соревнования. Уже потом мы узнали, что чемпионами страны стали Тамара Москвина и Алексей Мишин, нам достались серебряные медали, а «бронза» — у Ирины Родниной и Алексея Уланова.
На пьедестале почета мы искренне поздравили новых чемпионов, большая часть творческого пути которых прошла рядом с нашим. Мы знали о них почти все, и если было еще что-нибудь нам неизвестное, то, думается, оно может лишь уточнить их уже сформировавшийся, твердый характер.
Им тоже не раз говорили о том, что возраст не позволит добиться высоких результатов, о том, что их стиль — «не тот» и т. д. и т. п. Конечно, о стилях можно и нужно спорить, но ведь преимущества их доказываются в спортивной борьбе.
Москвина и Мишин были настойчивы, азартны, неутомимы. Они пробивали для себя новое русло, и мы старались их поддержать. Вряд ли перемена ролей, когда мы стали экс-чемпионами, жаждущими реванша, способна как-то изменить наши всегда открытые, дружеские отношения.
Тут же в Ленинграде мы были свидетелями рождения новых чемпионов в танцах на льду. Людмила Пахомова и Александр Горшков в течение двух сезонов преследовали чемпионов страны Ирину■ Гришкову и Виктора Рыж-кина. Этой молодой паре — судя по их рассказам — тоже вначале не раз говорили, что у них ничего не получится и что вообще напрасно такая опытная спортсменка, как Пахомова, взяла в партнеры никому не известного перворазрядника Горшкова. И вот — ответ скептикам. Гриш-кова и Рыжкин, не выдержав борьбы, уступают место на верхней ступеньке пьедестала почета Пахомовой и Горшкову. Забегая вперед, скажем, что Людмила и Александр стали затем бронзовыми призерами чемпионата Европы, а на чемпионате мира завоевали серебряные медали, пропустив вперед только чемпионов мира — Диану Таулер и Бернарда Форда (через несколько недель после этих соревнований стало известно, что англичане расстаются с любительским спортом и уходят в ревю). А в 1970 году Людмила Пахомова и Александр Горшков завоевали «золото» чемпионов Европы и мира.
...Совсем немного времени оставалось до первенства Европы, которое проводилось в западногерманском курортном городке Гармиш-Партенкирхене. Затем, практически без всякого перерыва, надо было отправляться за океан. Мы ничего уже не собирались радикально изменять в своих программах. Мы хотели только приобрести желанную устойчивость, улучшить здоровье Люды... И снова пошли одна за одной тренировки, и хорошо, что они были в Ленинграде, а не в каком-нибудь другом городе, потому что дома и отдыхается, и работается лучше. Но Люда продолжала хворать...
В Гармиш-Партенкирхене мы уже выступали. Было это давно, в 1960 году. Между прочим, известные фигуристы, многократные чемпионы Европы и мира Марика Ки-лиус и Ганс-Юрген Боймлер свой спортивный путь начинали именно здесь. Этому обстоятельству невольно предстояло еще сыграть на чемпионате Европы свою не слишком красивую роль, но мы ведь не ясновидящие и никак не могли даже предположить, что имена бывших чемпионов ФРГ и наших спортивных друзей будут использованы их земляками для самых неблаговидных выпадов против нас.
Маленький уютный Гармиш-Партенкирхен. Богатый Гармиш-Партенкирхен. И далеко не такой уж простой и приветливый, мирный, как это может показаться на первый взгляд. Публика сытая и равнодушная, спортивная борьба не привлекает ее.
И вот перед таким залом нам предстояло защищать свое звание чемпионов Европы. И если было у нас после поражения утешение, то это потому, что чемпионами снова стали советские фигуристы — Ирина Роднина и Алексей Уланов, покорившие всех своей удалью, размахом, энергичностью.
В Гармиш-Партенкирхене Ирина и Алексей катались, как говорится, без сучка и без задоринки — ив обязательной, и в произвольной программах, и мы от всей души поздравили их с огромным успехом.
А мы сами...
Мы повторили печальный «ленинградский вариант», правда в несколько улучшенном виде.
Что было тому причиной?
Опять-таки грипп и осложнения у Людмилы. Шейный радикулит не давал ей возможности поворачивать голову. Были и другие причины срывов...
Болельщики из западногерманского курортного городка встретили нас свистом, ревом, улюлюканием еще на разминке. Они не давали нам начать произвольную программу. Мы даже музыку почти не слышали. Наш комментатор вынужден был спрятать микрофон под пальто, чтобы советские телезрители не слышали свиста.
А ведь, как мы уже писали, для нас контакт с залом, желание раскрыть перед ним глубину музыки, глубину человеческих чувств, заключенных в музыке и в движениях,— самое главное. Мы ведь к очередной встрече со зрителем всегда готовимся не только физически или технически. Мы готовимся и духовно, настраивая себя на совершенно определенный лад, мы отбрасываем и забываем все лишнее, ненужное и оставляем только трепетность чистых чувств и желание принести людям радость...
Все это было грубо растоптано в Гармиш-Партенкир-хене. Один местный журналист, который впоследствии извинялся за все происшедшее, сказал: «Не огорчайтесь, ведь местные зрители так долго (5 лет) ждали вас, чтобы устроить вам этот дебош. Марика и Ганс были их кумирами, и тем более земляками, а вы их победили в 1964 году...»
Вначале растерявшись, а затем разозлившись, ринулись мы в бой. Но наша программа как раз злости и не любит. Ей нужны тонкость, предельная чуткость и ясность. А они были совсем приглушены. Обнажать их здесь мы просто не могли.
Каков же вывод? Необходимо психологически готовиться так, чтобы даже такой оборот событий не помешал выступлению.
И еще. Никогда не останавливаться на месте. Никогда не удовлетворяться тем, что уже есть. И всегда помнить, что фигурное катание в наши дни беспрерывно обновляется и от каждого своего исполнителя требует такого обновления...
Наш третий проигрыш приходится на Колорадо-Спрингс. Здесь пришлось уже довольствоваться «бронзой». И снова в этом американском городе мы столкнулись с проблемой, которую еще придется решать нашим фигуристам.
Колорадо-Спрингс... Ярко-голубое небо почти круглый год. Горы со снежными гребнями и фиолетовыми пиками. Замечательный спортивный комплекс Бродмоор: с гостиницами, спортивными залами, закрытым катком, бассейнами, искусственными озерами, десятками площадок — для гольфа и тенниса...
Словом, богатый курорт, где самый недорогой дом стоит более 10 тысяч долларов, а дорогой — миллион...
Воздух в Колорадо-Спрингсе нежен и свеж, но очень разрежен. Высота ведь все-таки более 2200 метров, и опытные спортсмены хорошо знают, что это значит. На седьмой-восьмой день акклиматизации наступает головокружение, к горлу подступает тошнота, ноги слабеют. И это не только на тренировках, это и просто во время прогулок, и даже утром, сразу после сна. Но и в первые дни тренироваться и выступать трудно: координация не четкая, восприятие приглушенное, и собранности нет. Все чего-то не хватает, все что-то не так.
Например, даже танцевальным парам очень тяжело, а ведь они катаются три с половиной минуты.
Особенно трудно переживают высотную акклиматизацию (это доказано и спортивным опытом многих поколений, и научными анализами) молодые спортсмены, которым нет еще двадцати или чуть-чуть перевалило на третий десяток, а не представители среднего и старшего поколения, чьи организмы уже приобрели устойчивость.
Мы не случайно останавливаемся так подробно на акклиматизационных проблемах. В 1972 году фигуристов ожидает зимняя Олимпиада в Саппоро. И хотя высота этого города над уровнем моря не так велика, как Колорадо-Спрингса, все равно высотная акклиматизация и здесь будет совершенно необходима. Кроме того, стало известно, что столица штата Колорадо — Денвер — выдвинула свою кандидатуру на звание столицы зимней Олимпиады 1976 года. В мае 1970 года Олимпийский комитет принял это предложение. Так что надо быть готовым и к тому, что в недалеком (ведь время мчится так быстро, что и оглянуться не успеешь) будущем придется решать — пусть и не нам уже — те же проблемы акклиматизации. И тут не надо забывать опыт прошлых соревнований.
А теперь о нашем выступлении. Мы чуть-чуть изменили одну часть своей программы, ту, где сгруппированы прыжки. Мы хотели добиться здесь максимальной надежности, и тренировки показывали, что мы ее в принципе добились. Но тренировки — одно, а соревнования...
Что же все-таки в конструкции нашей пары дало трещину? Ведь через какой-нибудь месяц после чемпионата мира, выступая на Кубке СССР, мы показали свой самый лучший вариант программы (произвольной, естественно), выполнив ее без помарок...
Темно-коричневые своды зала — то ли от сигарного дыма, который клубами поднимается вверх, когда зал переполнен, то ли просто потемнело дерево от возраста и накала спортивных страстей. Судьи сидят за бортиком, чтобы не помешать спортсменам — уж больно узка площадка, гораздо уже своих европейских сестер. ААы не видим лиц арбитров. И не стараемся их рассмотреть. И вообще, нам не до судей, мы их никогда перед началом соревнований не видим.
С обязательной программой мы справились достаточно уверенно. Но была одна небольшая ошибка. И судьи ее не пропустили. Впрочем, и пропустить ее они никак не могли. Даже в газетах публиковались фотоснимки, сделанные на тренировках ведущих пар. Одних фоторепортеры запечатлевали во время простеньких «дорожек», других — во время эффектных поддержек, а нас — «поймали» во время неудачного прыжка Людмилы на одной из самых первых тренировок. И хотя затем мы сделали двойной «тулуп» уверенно и ни о какой грубой ошибке во время его исполнения и речи быть не могло, тем не менее внимание акцентировалось именно на этом техническом элементе, и помарка, за которую ранее не сняли бы и десятой доли балла, отодвинула нас на второе место...
Здесь читатель — и, возможно, уже не в первый раз — спросит: а почему Белоусова и Протопопов все о себе да о себе говорят, а о других, в том числе и о новых советских «звездах», рассказывают сравнительно мало? Поэтому повторяем: мы обычно не наблюдаем за тем, как выступают наши соперники, чтобы не затрачивать нервную энергию. Правильно мы делаем или неправильно — это другое дело. Возможно, сейчас мы несколько пересмотрим свою точку зрения, но и при этом главное останется главным: мы не собираемся заниматься исследованием того, что уже самым тщательным образом изучили. Откровенно говоря, сугубо технических новинок появилось очень мало, и большинство из них не носит принципиального характера. Существенные перемены может внести только новый стиль, новая трактовка известных технических приемов. Пока мы этого не видим ни у одной пары. А вот если бы заметили, то, ручаемся, немедленно и на пленку сняли бы таких спортсменов, и все детали техники, композиционные приемы разобрали бы, как говорится, по косточкам.
...После выполнения обязательной программы, как уже известно, мы вышли на второе место и у нас оставались еще «шансы», в случае успеха, перейти на первое. Тем более что по жребию мы должны были кататься последними, а Роднина и Уланов выходили на лед первыми в группе сильнейших.
Ссылаясь на отчет в «Советском спорте» и рассказы других спортсменов из советской команды, мы можем написать здесь, что Ирина и Алексей сделали все, чтобы укрепить свое положение. Они облегчили ряд сложных мест, даже выбросили некоторые сложные поддержки. И, очевидно, поступили, рассчитав свои силы и учтя данную обстановку, верно, хотя эффект от такого выступления был явно заниженным. Но тут уж было не до «театральной картинки».
Никто на нее не обратил бы внимания. Спортсмены сделали все, что оставалось в программе, чисто, четко, и судьи сразу же поставили им оценки чрезвычайно высокие.
Мы знали об оценках И. Родниной — А. Уланова, Т. Москвиной — А. Мишина и Кауфманн. Нам терять было нечего. И мы сразу же открыли все свои лучшие карты. Зал замер. Но уже на вступлении к «Лунной» — аплодисменты.
Вначале казалось, что все идет, как на Олимпиаде в Гренобле, хотя дышать было тяжело с самого начала. Скованности не было, она наступила позже. Мы очень хорошо исполнили первую часть и специфические парные элементы — «спираль жизни», поддержку на одной руке с поворотом. Появилась надежда, что все далее пойдет хорошо.
Но факт остается фактом: прыжки снова не удались, и «голос» в заключительных оптимистических нотах у нас сорвался на пронзительный «фальцет». Мы уезжали со льда, не желая оставаться на нем более ни секунды. Мы смотрели правде в глаза, а она, беспощадная, как лучи прожекторов, высвечивала все наши промахи...
Тамара Москвина и Алексей Мишин, выступавшие с невероятным подъемом, были единственными, кому в тот вечер удавалось все. Их оценки оказались выше, чем у нас. Они передвинулись на «серебряную» ступеньку, мы остались на «бронзовой». А Синтии и Рональду Кауфманн досталось лишь четвертое место.
Вот, кажется, и все, что можем мы написать о выступлении в том самом Колорадо-Спрингсе, где мы впервые стали чемпионами мира и где мы утратили это звание на 1969 год.
Несмотря на любезное приглашение Американской федерации фигурного катания и ИСУ, мы вынуждены были отказаться от участия в традиционной гастрольной поездке сильнейших фигуристов по Америке и Канаде. Поездка эта была рассчитана почти на целый месяц, а затем предстояли еще выступления в ФРГ и ГДР, концерты в Москве, Ленинграде и Киеве. Вообще, турне такого рода — дело чрезвычайно приятное и заманчивое. Многотысячные залы, восторженная публика, новые города и страны. Но это было не для нас. Мы были истощены и физически, и морально: сказались треволнения последних недель. Но главными причинами отказа были болезнь Люды и наше желание в спокойной обстановке, дома, поразмыслить обо всем происшедшем, проанализировать причины неудачного для нас сезона и, восстановив силы, немедленно снова взяться за тренировки.
На этом можно было бы и закончить эту главу, но, пока книга готовилась к печати, произошли события, не рассказать о которых просто нельзя.
Чемпионат страны 1970 года. Чемпионат, закрывший нам дорогу на первенства Европы и мира. Ибо лишь призовое место здесь является «пропуском» на дальнейшие состязания. Мы же на чемпионате СССР в Киеве были лишь четвертыми, пропустив вперед И. Роднину и А. Уланова, Л. Смирнову и А. Сурайкина, Г. Карелину и Г. Проскурина.
Наша подготовка к этому чемпионату страны началась сразу же после окончания предыдущего сезона. Мы отлично понимали, какое значение имеет сезон-70 для нас, для нашего спортивного будущего, и, подвергнув самому тщательному критическому анализу наши последние выступления, сделали крайне необходимые для себя выводы.
Это вовсе не означало, что в нашей подготовке произошли какие-то коренные изменения. Вовсе нет. Мы остались верны своему стилю, своей «раскладке сил», своему графику, который должен был помочь подойти к важнейшим стартам во всеоружии.
Пожалуй, самые явные следы преобразования проглядывались в нашей обязательной программе. Мы взяли для нее современную обработку русской народной песни «Ямщик, не гони лошадей» и постарались создать на эту музыку цельную, законченную миниатюру.
Дебют этой программы — в Киеве — принес нам успех. Мы оказались после нее на первом месте. Обязательная программа рождала в нас чувство уверенности, особой легкости, раскрепощенности. Что может быть приятней для спортсменов!
Наши основные конкуренты в первый день выступали неудачно. И. Роднина и А. Уланов были лишь в конце восьмерки, Л. Смирнова и А. Сурайкин тоже оказались за пределами лидирующей тройки. Вплотную за нами держались Г. Карелина и Г. Проскурин.
И вот наступил день, перечеркнувший все наши планы. День, оставивший у нас чувство горечи и сожаления.
Состязания по произвольной программе транслировались по телевидению. Их видело, вероятно, большинство читателей этой книги, и нет смысла сейчас в деталях возвращаться к сложному течению борьбы. Лишь одну программу (у ведущих пар) не наблюдали телезрители — И. Родниной и А. Уланова, которые выступали в первой группе спортсменов, занявших после выполнения обязательной программы места в нижней половине турнирной таблицы.
Мы не помним в истории фигурного катания случая, чтобы пара, оказавшаяся так далеко от лидеров, сумела бы выйти затем вперед. Но сейчас мы ограничимся лишь констатацией этого факта. Кроме И. Родниной и А. Уланова, впервые ставших чемпионами страны, скачок вперед совершили также Л. Смирнова и А. Сурайкин. Им — тоже впервые—вручались серебряные медали. Бронзовые награды достались Г. Карелиной и Г. Проскурину. И тоже — впервые.
Мы же опустились вниз сразу на три ступеньки.
Говорят, что мы допустили слишком много ошибок...
Говорят, что на оценки повлияло то обстоятельство, что наш стиль якобы устарел...
Говорят...
Да стоит ли сейчас повторять утверждения, многие из которых при ближайшем рассмотрении видятся нам либо поверхностными, либо просто преждевременными. Мы не собираемся сегодня все эти утверждения разбирать или анализировать всерьез. Мы можем ответить на них только как спортсмены— ДЕЙСТВИЕМ! Ответить новыми программами. Новыми успешными выступлениями.
Сразу же после чемпионата мы стали получать множество писем с одним и тем же вопросом: как это все случилось, почему вы оказались четвертыми?
Что могли мы ответить любителям фигурного катания?
Да и должны ли были отвечать, так сказать, в письменном виде, пока остаемся в строю действующих спортсменов?
И еще одна любопытная деталь. Один из арбитров после состязаний написал в одной из газет, что он заметил у Белоусовой и Протопопова ошибку при выполнении ими своего коронного элемента — «тодеса». Прочитав это заявление, мы лишь с горечью улыбнулись. Дело в том, что ни о каком срыве «тодеса» и речи не могло идти, потому что срыва не было. А было новое оригинальное соединение двух спиралей — «спирали смерти» и «спирали жизни». Переход из одной в другую — совершенно непривычный для глаза — и был воспринят арбитром как техническая ошибка.
Нам остается только с сожалением констатировать, что, как и раньше, у нас нет конструктивного обмена мнениями между судьями, тренерами и ведущими спортсменами, который помог бы избежать подобных ошибок при оценке новых и сложных технических элементов.
И еще: сложившаяся на чемпионате ситуация не ожесточила нас, а просто подхлестнула. Взбудоражила. Заставили еще больше трудиться в поисках наиболее верных и ярких решений.
После первенства страны был очередной чемпионат Европы. В Ленинграде. У нас дома, в городе, который мы бесконечно любим. Мы в неоплатном долгу перед ленинградцами, которые были свидетелями и наших первых робких успехов, и больших побед на мировых первенствах. Мы всегда чувствовали добрый взгляд земляков, деливших с нами и радости, и огорчения. И вот чемпионат Европы в Ленинграде. Впервые. И мы, конечно, отдавали себе отчет, что вряд ли в нашей спортивной жизни еще раз предоставится такая возможность — выступить в родных стенах, отблагодарить ленинградцев за их любовь к нам, сделать их прямыми очевидцами нашей борьбы. Да, это была единственная возможность. И она была потеряна. После всесоюзного первенства...
И все-таки мы могли бы выступить на чемпионате Европы в Ленинграде. Могли бы, если бы пошли на сделку со своей совестью, если бы презрели те спортивные принципы, которые отстаивали в течение всей своей жизни в спорте.
На очередном заседании Федерации фигурного катания СССР, где окончательно определяется состав сборной команды страны для выступления на европейском первенстве, нам — правда, в несколько «завуалированной форме» — было предложено занять место пары, завоевавшей третье место на первенстве страны.
Не сомневаясь в своей готовности к европейскому чемпионату (а впоследствии и к мировому), мы тем не менее не колебались с ответом.
Мы могли ответить только отрицательно.
Мы уже за год до этого, в письме, опубликованном на страницах газеты «Правда», изложили свою точку зрения на принципы формирования сборной команды (тогда Владимира Куренбина, занявшего на чемпионате страны второе место, заменили фигуристом, который был лишь пятым).
Словом, мы не привыкли занимать места в сборной по протекции. Мы привыкли всегда честно бороться на ледяном поле.
Итоги сезона 1970 года общеизвестны, снова чемпионами Европы и мира стали И. Роднина и А. Уланов, а серебряные медали достались ленинградцам Л. Смирновой и А. Сурайкину, добившимся такого успеха с первого захода. Видимо, и в мировом фигурном катании проявляются какие-то новые процессы, свидетельствующие о том, что время «выдерживания» молодых фигуристов резко сокращается. Приятно при этом видеть, что в роли ниспровергателей традиций выступают молодые советские фигуристы. Вдвойне приятней, что среди них и наши земляки, которым советом и делом мы помогали в начале их пути.
Все, о чем мы сейчас пишем, это лишь самый беглый, самый хроникальный анализ событий. И мы еще не раз, вероятно, будем к ним возвращаться — ибо пищи для выводов, для размышлений о тенденциях нашего быстро развивающегося фигурного катания хоть отбавляй.
|
