 Каждый фигурист по-своему готовится к старту. Одному хочется выйти на улицу, затеряться в уличной сутолоке. Другому нужно уединиться в пустой комнате и читать роман. А Юрий Овчинников приходит на каток, переодевается и гуляет по коридору, приглядываясь к своим товарищам, к тренерам. Правда, в разговоры он не любит вступать в эти минуты. Он словно уходит в себя и о чем-то раздумывает. Взгляд его суров, губы поджаты. Он настраивается на какую-то эмоциональную волну.
Как признавался сам фигурист, в эту минуту ему кажется, что сейчас предстоит выход на театральную сцену, где ему нужно сыграть свою сложную мелодию...
Театр с детства интриговал Юрия. Он не раз размышлял о своеобразии профессии актера. Какая сила таится в актере, который умеет перевоплощаться! А чем не волшебник — музыкант, заставляющий петь дерево, струну?! А какая таинственная атмосфера окружает человека, попавшего за кулисы!
Еще юношей, только начинавшим свой путь в спорте, Юрий познакомился с артистами Ленинградского театра оперы и балета, стал ходить на спектакли как свой человек, в зале сидел рядом с артистом балета Юрием Потемкиным и детально разбирал хореографию «Лебединого озера», «Сотворения мира», «Вестсайдской истории». Эти контакты с миром искусства для Юрия были очень важны.
Потемкин, не раз приходивший на каток, следил за тренировками Юрия и говорил:
— Свободно двигаешься. Хорошо. Остро реагируешь на музыку. Значит, тебе дано больше, чем другим. Значит, ты можешь выразить мысль, заложенную в музыке. А простым скольжением никого не удивишь. Больше экспериментируй...
Юрий и его первый тренер Игорь Москвин пришли к одному выводу: нужно найти музыку современного звучания, единственную, только для Юрия, чтобы он вживался в нее, как в свой мир. И Юрий первым сказал: «Это будет «Вестсайдская история».
Чутье не обмануло его, когда он решил выступить в короткой программе с экзотичной перуанской мелодией. Это тоже была единственная музыка, созвучная почерку фигуриста...
...Скоро старт. Стихает за кулисами суматоха. Уже прошли на лед судьи с папками. Фигуристы надевают коньки. Кто-то на секунду останавливается перед зеркалом, поправляет прическу. Кто-то режет на ломтики лимон. Кто-то подпрыгивает на полу, проверяя силу мышц. Юрий Овчинников, надев коньки, садится на скамейку и на несколько минут остается неподвижным. Сейчас его волнение глубоко скрыто. Он вспоминает свои прежние старты.
Когда-то его упрекали в том, что он недостаточно эмоционален на льду, все подчиняет технике прыжков. Отсюда делали вывод, что все программы фигуриста суховаты, однообразны. Но это получалось не по его вине. Он чаще всего не знал, как выплеснуть все чувства, которые переполняли его еще задолго до выступления. Он не видел, вернее, не чувствовал кратчайших путей к зрителю. Но в нем, в его сознании романтическое восприятие мира жило всегда: Юрий любил ослепительные краски первомайского утра, чеканную красоту парадов, скромную прелесть пушкинских уголков, Павловского парка, Летнего сада. Каждое возвращение в родной Ленинград после долгих разъездов было для него свиданием с любимыми каналами, мостами, зданиями. И со льдом Дворца спорта...
...Юрий всегда тренировался и выступал с удовольствием, он не считал это тяжким трудом. И, возможно, это радостное отношение к спорту помогло ему открыть эмоциональный путь раскрытия музыкальной темы. Сегодня — обязательная программа. Две минуты. Для некоторых спортсменов они скучны, однообразны. Ведь все выполняют одни и те же элементы. Но для Овчинникова короткая программа—-праздник. Его вызывают на лед. Склонив голову, он пересекает каток и занимает исходную позицию, вытянув руки вдоль тела. Только ладони откинуты в стороны, как два маленьких крыла. Все в нем сейчас напряжено, натянуто, как струна. Холодный блеск взгляда придает суровость его лицу. Мужчине надо быть суровым в момент решающего спора.
Под сводами звучит загадочная перуанская мелодия.. Она зовет зрителя в невидимый лес, к далекой кромке горизонта. Туда и устремляется герой—охотник. Зоркий взгляд ищет добычу. Темп нарастает. Движения становятся быстрее. И вот фигурист змейкой ввинчивается в воздух — легко, смело исполнены два с половиной оборота. Еще прыжок — длинная дуга на половину катка. Наконец, предельно четкое вращение с неожиданно откинутыми за спину руками. Фигурист замедляет ход,' опускает голову, руки. ■
В этой миниатюре все отточено и продумано до мельчайших деталей. Дана картина-сюжет. Раскрыта мощь и гибкость спортсмена. Там, где идет речь о высшем мастерстве,— там все индивидуально.
Для Юрия выступление складывается не из элементов, а из особых ощущений. Он сам говорит:
— Если я катаюсь на льду, я создаю в себе настроение. У меня ко всем прыжкам разное отношение. По-моему, они как джинны-невидимки. К одному я стараюсь подойти жестко, к другому — ласково, к третьему—осторожно (как бы не укусил). Эти внутренние отношения придают всей программе свой аромат. Мне всегда интересно выступать.
Впервые Овчинников выступил на чемпионате мира в 1969 году и был отмечен как большой мастер произвольного катания. Но в двоеборье он занял 11-е место (по «школе» он оказался во втором десятке).
Серьезным экзаменом стал для Юрия следующий сезон. В феврале его включили в сборную страны на чемпионат Европы в Ленинграде. Ох, как нелегко было в родном городе начинать борьбу за признание! Снова по «школе» Юрий оказался в слабейшей группе (11-е место). Зато в произвольной программе Юрий дал настоящий бой чемпиону Европы Ондрею Непеле и показал второй результат в этом турнире. Четыре арбитра дали почетную оценку — 5,9 балла.
Это был один из самых счастливых дней в семье Юрия. Его мать, Евдокия Петровна, принимая от друзей поздравления, говорила шутливо: «Вы скажите мне спасибо! Я привела Юрия на каток не потому, что считала фигурное катание модным спортом. Я видела задатки Юрия. Вы бы только видели, что он вытворял в школе на переменках — он не бегал, а лавировал среди ребят. А как он летал по лестницам! Фигурное катание — это его судьба»...
Для самого Юрия было очень важно то, как воспринимают его успехи в семье. Он очень дорожил мнением отца. Ленинградский инженер-капитан 1-го ранга Лев Константинович Овчинников никогда не захваливал сына, хотя понимал, что Юрий одарен от природы. Человек необычайно сдержанный, даже в чем-то суровый, он даже во время соревнований не проявлял свои эмоции, стремился проанализировать существо программы, выявить и достоинства, и недостатки выступления. Он был для Юрия первым судьей, хотя и не выставлял оценок. Мужество отца, человека, который не боялся говорить всю правду о подготовке сына, оказало большое влияние и на характер Юрия. Позднее Юрий говорил:
— У отца я учился многому. Я завидовал его умению быть непроницаемым. Учился умению не бросать слова на ветер, не поддаваться панике...
А спортивная судьба у Юрия складывалась не так легко и счастливо, как это было на первых порах. Готовясь к зимней Олимпиаде 1972 года в Саппоро, фигурист и его тренер Москвин решили использовать новое «оружие» в борьбе за пьедестал. Они составили новую композицию с музыкой Равеля. Однако новые спортивные качества еще не были накоплены в этот период. И освоение программы шло не очень энергично, хотя в ней уже было четыре тройных прыжка.
— Вот когда я понял, как опасен для спортсмена самый страшный враг — сомнение в своих силах,— говорил потом Юрий.— Я попал в тупик, сомневался в каждом шаге. Нервничал, ошибался. Но отступать не имел права. Я дал отцу слово идти до конца, потому что в спорте — все мои мечты...
Олимпийский урок пошел Юрию впрок. Он решил вернуться к своей прежней программе с музыкой из «Вестсайдской истории». Вернуться, но «пережить» ее заново в новом, многократно усложненном варианте, где исполнение каждого элемента будет доказывать высокий класс...
12 января 1973 года. Ростов-на-Дону. Овчинников бросает вызов Сергею Четверухину и выигрывает произвольную программу. Судьи ставят ему оценки 5,8—5,9 балла. В итоге у Юрия малая золотая медаль чемпиона страны и большая серебряная.
Об этом выступлении заслуженный мастер спорта, кандидат педагогических наук Алексей Мишин, который проанализировал технику Юрия в своей диссертации и затем стал новым его тренером, говорит:
— Овчинников — мастер динамичного почерка. Он ошеломляет удалью, риском. Его прыжки резки и похожи на взрыв.
10 февраля. Кельн (ФРГ). Овчинникову рукоплещут участники европейского чемпионата. Он снова получает за произвольную программу оценки 5,8—5,9 и завоевывает малую золотую медаль. Позади остаются такие мастера, как Я. Хоффман, С. Четверухин, О. Непела, Д. Карри.
Специалисты отмечают, что во время исполнения акселя Юрий пролетает в воздухе более шести метров. Ему становится тесен каток современных размеров. Такого класса не знали даже канадцы, признанные мастера в мужском катании.
Готовясь к сезону 1974 года, канадцы Толлер Крэн-стон и Рональд Шэвер очень хотели встретиться на льду с Овчинниковым, посмотреть его в деле. В декабре они приехали в Москву и сразу же поинтересовались: «Будет ли выступать Овчинников?» Им ответили: «Нет, Юрий болен».
Что же произошло?
А произошла вещь совершенно нелепая. В ноябре Юрий начал сезон и выступал в Ленинграде на международном турнире, где очень эффектно выиграл произвольную программу у Владимира Ковалева (судьи дали на сей раз несколько шестерок). А через неделю Юрия доставили в больницу после несчастного случая — на бегу он ударился о балку и неудачно упал. Диагноз — тяжелая травма.
Прошел месяц. Юрий каждый день ходил к врачу:
— Ну как? Когда я смогу приступить к тренировкам?
Врачи не разрешали. Юрий терял терпение. В январе он поехал в Челябинск на Кубок страны, но уже на второй день состязаний был вынужден сняться — болезнь не отпускала. Лишь в феврале ему разрешили вернуться на лед. Дорогое время было упущено. И все-таки Юрий получил право стартовать на чемпионате Европы. Старт был очень нервным, прыжки шли на «малых оборотах», и Юрию пришлось уступить Хоффману и Карри.
И все же Овчинников не сдался. Он начал готовиться к зимней Спартакиаде народов СССР с таким чувством, словно для него только наступило время решающего испытания. Да оно и было так в самом деле: шло большое испытание воли человека. Юрий не мог сказать себе: прощай, фигурное катание! Он только-только достиг творческой зрелости, сколько еще новых замыслов остались не воплощенными в жизнь...
Трибуны Дворца спорта в Свердловске восторженно встретили объявление диктора:
— На пьедестал почета приглашается Юрий Овчинников!
Он стоял на пьедестале рядом с призером чемпионата мира Сергеем Волковым. Он уступил ему одну ступеньку, но зато вернулся в строй, упрямый, немногословный, сын ленинградского капитана.
А что думал по этому поводу сам Юрий Овчинников?
— По-моему, именно сейчас настал момент, когда можно кататься намного сильнее. С тренером Алексеем Мишиным и хореографом Артуром Романенко мы начали делать новую короткую программу и новую произвольную. Будет усилен акцент на артистизм, продолжится совершенствование исполнения двух новых тройных прыжков и, конечно, «школы».
...Легко сказать, работаю над новой программой — да не одной, а двумя сразу. Но как раз эта работа открыла осенью 1974 года еще одну страницу в его жизни.
Поиски музыки для произвольной программы заняли несколько месяцев, и только в ноябре выявились основные контуры композиции. Прошли те времена, когда музыка служила подходящим фоном для отдельных элементов и потому как бы «переходила по наследству» от одного спортсмена к другому. Теперь она была призвана выигрышно подчеркнуть все данные спортсмена — каскадную прыгучесть или виртуозное скольжение, вих-ревый темперамент или лирическую широту жестов.
Юрий никогда не использовал новинки из программы зарубежных мастеров, не брал и готовые комбинации.
Он всегда искал свой вариант. Его принцип был и прост и сложен — никому не подражать. Даже песни, которые разучивал музыкальный ансамбль при нашей сборной, всегда выбирал малознакомые и самобытные. И методом исключения он нашел искомое — суровую и прекрасную, вечную и единственную музыку Иоганна-Себастьяна Баха.
Теперь, когда программа принята безоговорочно и с восхищением, можно только удивляться смелости и спортсмена и тренера. Впервые в истории фигурного катания под сводами Дворца спорта зазвучала музыка Баха, и это первое же выступление фигуриста произвело сенсацию.
Но свою главную проверку эта программа прошла на чемпионате СССР 1975 года. В Киеве Юрий очень волновался. У него были сильные и серьезные соперники — призеры мировых и европейских чемпионатов С. Волков и В. Ковалев. Юрий в полной мере чувствовал себя борцом, спортсменом, артистом, он выносил на суд зрителей и судей не только свое спортивное мастерство — программа включала три тройных прыжка и пять акселей в два с половиной оборота! — но и дерзкую мечту. Не просто кататься, не просто следовать за сложнейшей музыкой, но суметь передать ее внутренний драматизм, накал страстей, наконец, ее красоту. Тем красноречивей была его победа. Здесь, в Киеве, он впервые стал чемпионом СССР.
В составе нашей сборной Юрий выехал в Копенгаген на чемпионат Европы, где разгорелась острейшая борьба большой четверки. В нее входили Карри, Ковалев, Волков и Овчинников. После первого раздела соревнований — «школы» — Юрий значительно уступал соперникам. Однако он проявил большую выдержку и дал лидерам большой бой в произвольной программе. И снова блестящий успех! Его композиция была признана лучшей, и Юрий поднялся на третью ступень по сумме троеборья...
На память о победах остаются медали, на память о поражениях — работа, работа, работа... Юрий Овчинников полон желания внести долю своего труда в фигурное катание, стремится достойно представить советскую школу на международной арене в сражениях с такими корифеями, как Карри и Крэнстон. Его интересы многогранны — он тонкий знаток музыки, балета, он вечно в погоне за тем недосягаемым и ускользающим, что принято называть совершенством. И то, что иному спортсмену кажется сверхзадачей, он берется решать уже сегодня. Потому и бывает иногда осечка.
На долю спортсмена выпало немало тяжелых ударов судьбы — были и травмы, и поражения, одно вре"мя и творческий спад. Но он выстоял и сумел занять почетное место в шеренге виртуозов мира. | 
