Глава 11

Есть фразы, ставшие уже стереотипными. Их употребляют столь часто, что мы их воспринимаем как некую аксиому. Пользуемся ими при выступлениях с трибуны или в печати. В особенности любят эти фразы журналисты,— во всяком случае почти не бывает газетного отчета или журнальной статьи, в которых не говорилось бы, что «фигурное катание — вид спорта, близкий к искусству».

Признайся, читатель, и ты, наверное, прочитав написанное сейчас мной, подумал: а что же, собственно говоря, не нравится в этих утверждениях Чайковской? Что она здесь собирается опровергать, с чем хочет спорить? Разве фигурное катание, действительно, не смыкается с искусством?

Смыкается! А вот где смыкается и каким образом? В чем конкретно видится приближение (или, наоборот, отдаление) фигурного катания, как вида спорта, к искусству?

Должна признаться, что в течение длительного времени и я принимала как аксиому утверждение, что фигурное катание уже превратилось в синтез спорта и искусства. Но вот принялась за эту книгу, приостановилась на какое-то мгновение в нашем стремительном беге по тренировкам и соревнованиям и решила ответить для себя на вопрос — в чем же заключается близость фигурного катания к искусству. Вопрос за вопросом возникали передо мной и вызывали целую цепь ассоциаций, сравнений, желание спорить с самой собой и с невидимыми оппонентами.

В самом деле: что подразумеваем мы, когда говорим о том, что фигурное катание из всех видов спорта самый близкий к искусству, что он становится частью искусства?

Прожектора, блеск огней и костюмов?

Музыку и красочный антураж каждого состязания?

Думается, что все это лишь сугубо внешние признаки, за которыми в принципе могут скрываться совершенно разные по своей сути явления. И чем дальше анализировала я ситуацию, тем больше приходила к выводу, что помимо черт, сближающих спорт с искусством, есть очень много и таких, которые присущи спорту, и только спорту.

Иногда разговоры о близости спорта к искусству приобретают окраску «благотворительности» по отношению к спорту. Идет это, с моей точки зрения, от отживающего уже представления о том, что спорт — занятие второстепенное, несерьезное, что он—удел не слишком грамотных да и не слишком умных людей. Не стал человек инженером или бухгалтером, ума, дескать, не хватило для серьезного занятия, вот и подался в спорт... Абсурдность таких рассуждений самим спортсменам, людям, работающим в спорте, понятна, ибо кому как не им известно, какими усилиями достигается высокий результат, какая-напряженная работа творческой фантазии для этого требуется, Но вернемся непосредственно к фигурному катанию.

Прежде всего мне хочется сказать, что фигурное катание неоднородно. Оно совершенно отчетливо может быть разделено на спорт и на искусство. В самом деле, у нас есть соревновния, спортивные программы, есть судьи, есть оценки, есть победители и побежденные. И при этом существуют показательные выступления фигуристов, самые настоящие концерты, с овациями, с выступлениями на «бис», с особыми концертными номерами и приемами, с прожекторами и без судей, оценок, победителей и побежденных.

Сейчас соревнования по фигурному катанию вызывают огромный интерес, залы почти всегда переполнены. Даже на тренировки продаются билеты: всем хочется посмотреть, как готовятся лучшие фигуристы, в особенности, если билетов на соревнования не достал.

Откровенно говоря, я лично по значимости и по интересу просмотр соревнований ставлю намного выше показательных выступлений. Но и показательные концертные номера имеют большое значение, о чем я уже писала выше.

Даже у чисто спортивной части фигурного катания существует связь с искусством. Проследить ее можно достаточно отчетливо. Именно этим мы и займемся далее.

Итак, в чем я вижу связь фигурного катания, как вида спорта, с искусством?

У всякого искусства существует филигранная, до отказа отточенная техника, без которой нельзя создать по-настоящему большие и яркие, остающиеся и для потомков художественные образы. Без этого нет искусства.

Без филигранной техники создание образа на ледяной сцене тоже совершенно невозможно. (Впрочем, это можно сказать и не только применительно к фигурному катанию.)

Но что же все-таки создают с помощью своей техники фигуристы?

Опыт свидетельствует о том, что каждый выдающийся фигурист прежде всего в спорте создает запоминающийся всем нам портрет самого себя! Под этими словами я подразумеваю полное раскрытие своей индивидуальности, без которого в нашем виде спорта невозможно добиться больших успехов. Каждый из больших фигуристов (Белоусова—Протопопов, Роднина—Уланов, Пахомова— Горшков, Пегги Флеминг, Эммерих Данцер и др.) создал незабываемый образ именно благодаря развитию своего таланта.

Во время показательных выступлений можно, конечно, воссоздать художественный образ, перевоплощаясь и преображаясь. Но в сугубо спортивных программах это практически невозможно. В спортивных программах спортсмен демонстрирует свое дарование, и чем ярче, чем выпуклее он раскроет его, тем лучше.

Конечно, с помощью одной лишь филигранной техники этого не сделаешь. И вот каждый чемпион, каждый выдающийся фигурист приносит что-то свое, часто очень существенное, очень значительное в спорт.

И в показательных выступлениях и в спортивных — одна и та же техника, сходные в принципе приемы. И сцена одна и та же. А образ, спортивная картина, создаваемая фигуристом, разные. Разные потому, что разные требования и разные условия выступлений под словом «условиями» здесь понимаются требования жанра).

Фигурное катание—это прежде всего спорт. Спорт —это соревнования, это баллы, это победы и проигрыши. И именно благодаря спорту, в первую очередь, фигурное катание обязано своим невиданным взлетом. Именно суровая и беспрерывная борьба, которую приходится вести фигуристам, привела к рождению ярких исполнителей, привела к созданию замечательных спортивных образов, чье влияние на формирование характеров молодых людей, на воспитание вкусов имеют силу никак не меньшую, чем иные художественные образы. Спортивный герой конкретен. Вот он—перед вами. Это живой человек. Вы можете взять у него автограф, вы можете попросить журналистов взять у него для вас интервью. И именно конкретность спортивного образа делает его таким притягательным, таким чарующим.

Здесь спорт помогает становиться сильнее и лучше не только тем, кто им занимается. Здесь спорт уже и социальное явление, распространяющее свое влияние на миллионы людей, активно им не занимающимся, но все равно причастным к спортивным событиям.

Я могла бы сейчас рассказать о десятках известных всему миру фигуристах, которые так или иначе повлияли на формирование характера многих молодых людей. Это Соня Хенни и братья Дженкинсы, Дик Баттон и Дональд Джексон, Людмила Белоусова и Олег Протопопов, Керолл Хейсс и Тенли Олбрайт, Пегги Флеминг и Гэб'и Зейферт, Барбара Вагнер и Роберт Поул, Ирина Роднина и Алексей Уланов, Людмила Пахомова и Александр Горшков, брат и сестра Романовы, Диана Таулер и Бернард Форд и многие, многие другие зарубежные и советские спортсмены. И с каждым годом их будет становиться больше, потому что телевидение размножает творческие портреты известных фигуристов в десятках миллионов экземпляров, и мальчишка или девчонка из крохотных деревенек шлют теперь письма тренерам и спортсменам и требуют, чтобы их учили быть похожими на Белоусову и Протопопова или на Пахомову и Горшкова.

Показательные выступления лишь усиливают то влияние, которое оказывает спорт. Искусство внутри фигурного катания подчинено спорту.

Пойдем теперь дальше по. пути сравнения фигурного катания и, скажем, самого близкого ему искусства — искусства балета. У них разные стадии развития. Фигурное катание стартовало намного позже, задержавшись на несколько веков, и теперь старается наверстать упущенное.

В фигурном катании мода сменяется со сменой чемпионов. Конечно, признаки сошедшего стиля, «школы», остаются, они проявляются затем—и достаточно часто— в учебниках ушедших чемпионов или в следующем поколении воспитанников одного и того же тренера. И все-таки новое направление приходит и сразу захлестывает всех. Оно вербует поклонников тысячами. Многие покоряются ему безропотно, порой безотчетно.

То хорошее и плохое, что несет с собой быстрая смена направлений и мод в фигурном катании, предмет отдельного разговора. Мне же хочется сейчас подчеркнуть одно соображение, связанное с балетами на льду, которые существуют у нас в стране. Развиваются пока эти балеты крайне медленно. Здесь формирование «школ» и направлений находится в зародыше, и трудно надеяться, что в ближайшее время они станут представлять большое искусство. Разве сравнишь спектакли лучшего балета на льду, даже по зрелищности, с показательными выступлениями сильнейших фигуристов!

Балетмейстер при постановке балета, в принципе, совершенно свободен в выборе хореографических средств. А вот постановщику программ в фигурном катании выбор средств диктуют законы спорта. И он обязан им подчиняться, как бы они ему ни были тягостны иной раз.

Например, всему творческому характеру Белоусовой и Протопопова, их стилю противоестественны сложные прыжки. И тем не менее они их вставляли: таковы требования спортивной программы. Чемпионы в спорте непременно должны демонстрировать не только свой оригинальный подход к тем или иным элементам и к программе в целом, но и обязательный набор сложных трюков, без этого рассчитывать на высокие оценки за техничность нельзя.

В обязательности трюка в.спорте и проявляется одно из отличий фигурного катания от балета. Мы не можем з спортивных программах отказаться от сверхсложных технически элементов. Но кто мешает нам отказаться от них в показательных выступлениях? Вот и существует у нас рядом и обогащает «смежные отрасли» двойственный творческий язык. «Калитку» Людмилы Смирновой и Андрея Сурайкина в произвольную спортивную программу не вставишь— нужны и прыжки, и трюки. С другой стороны, произвольная сложная программа в качестве эстрадного номера тоже не имеет права на самостоятельное существование. И они живут рядом, дополняя друг друга, находясь в неразрывном двуедином состоянии. Мне лично такое положение вещей нравится, ибо помогает мирно жить и трудиться и как балетмейстеру и как тренеру.

Несмотря на то что для спортивной программы обязательно нужны сложные технические приемы, я должна отметить, что в обработке данных ему технических средств спортсмен волен фантазировать. Именно здесь может и должно проявляться его творчество, так как вариантов подходов к сложным элементам существует много. Но для каждого спортсмена необходимо найти ему одному свойственную интерпретацию движений фигурного катания.

Спортивные программы и концертные номера фигуристы показывают на катке. Их сцена отличается от сцен, где выступают балеты. По пространственному обозрению фигурное катание можно сравнить только с одним зрелищем, существующим в нашей стране,— с массовыми представлениями на стадионах, в которых принимают участие десятки актеров и свидетелями которых являются тысячи людей.

Отличие нашей сцены, диктующей все законы постановки, заключается в том, что у нас сцена обозревается со всех четырех сторон. Зрители следят за исполнителями со всех трибун, окружающих ледяное поле. Конечно, мы не забываем, что надо показывать себя лицом судьям, чтобы они заметили и по достоинству могли оценить выигрышные части программ, то есть укладываем рисунок программы, как говорят, на судей. Но неискушенный зритель этой детали даже не замечает.

То, что сцена фигурного катания открыта со всех сторон, усложняет работу постановщика по сравнению с балетом. Но вместе со сложностью дает и дополнительное преимущество, ибо вариантов «укладки» элементов в четыре раза больше, чем могло бы быть при «однобокой» сцене, и все варианты нужно рассмотреть, прежде чем остановиться на одном из них. Процесс поисков беспрерывно обогащает спортсменов и тренера — в этом заключается еще и сугубо практический интерес.

После того как танец сделан или проходит последние испытания, я стараюсь поставить себя на место зрителей и обхожу все трибуны, чтобы понаблюдать и посмотреть его со всех сторон. В таких случаях видны и те недостатки, которые могут остаться незамеченными, если оставаться на одном и том же «наблюдательном пункте».

Вот конкретный пример. У Пахомовой в последней части произвольного танца образца 1971 года шел после поддержки выезд вперед в низком приседе. Горшков в этот момент сгибался над ней. С одной стороны пара выглядела достаточно эффектно, так как движение происходило по диагонали, на зрителей. Но с противоположных сторон зрители видели согнутую спину и отставленный таз партнера.

Изменить положение партнеров было трудно, прежде всего, технически. Потому что на огромной скорости партнер поддерживал партнершу и она невольно — естественно — тя-нула его вперед, заставляя тем самым наклоняться над ней. Словом, избежать неуклюжего положения с помощью одних только технических средств было почти невозможно.

И тогда мы нашли иной выход: сразу же после выезда из поддержки партнер поворачивался и поворачивал партнершу, которая сохраняла свою позу. Скорость гасилась, партнер, получивший возможность выпрямить спину, оставался в красивой для всех зрителей, эффектной позе.

Говоря об особенностях сцены фигурного катания, нельзя не отметить, что на этой сцене у исполнителей существует одно чисто техническое отличие от обычного балета: у них есть скольжение! Скольжение, которое дает возможность фигуристу на огромной скорости перемещаться по сцене, возможность, которой не существует ни в одном виде искусства танца. Скольжение и сопутствующая ему скорость перемещения исполнителя видоизменяют и зрелищное восприятие движений фигуриста, видоизменяют и техническое исполнение общих для классического балета и фигурного катания элементов. Преображение происходит разительное. И если постановщик не учитывает нового характера движений, если он старается сохранить балетные па, не видоизменяя их и не приспосабливая к требованиям новой сцены,— все они выглядят вставными, неестественными, ненужными.

Конечно, сохранять высокую скорость, легкость скольжения очень трудно. Но без этого фигуристу не обойтись. Без этого сцена вдруг вырастет и для него и для зрителей до огромных размеров, а он окажется крошечной точкой, потерявшейся на огромных ледяных просторах. Весь эффект выступления будет потерян. Фигурное катание без скорости, без скольжения потеряет все, Это наше основное отличие и в то же время — трудность.

Проводя параллели и отмечая различия балета и фигурного катания, я хочу показать читателю, что при наличии некоторых общих условий они все-таки разные, в особенности если речь идет о фигурном катании, как о спорте. На что не обратишь внимания — сразу видишь эту разницу. Скажем, и в балете и в фигурном катании есть музыка, диктующая постановочные решения. Но только в спорте музыка должна всегда подходить для данных, конкретных исполнителей.

Для определенной пары исполнителей лучше взять абсолютно законченное готовое музыкальное произведение, как в балете. Почему же мы этого не делаем? Во-первых, по причинам сугубо физическим: организм спортсменов-фигуристов в состоянии работать в предельно быстром темпе и со сложнейшими элементами только минуту-полторы. После этого необходим чисто ритмический спад, передышка на ходу, которая привела бы к восстановлению дыхания и сил спортсменов. После медленной части темп может быть снова взвинчен. В связи с такой раскладкой усилий спортсменов трудно подобрать им заданную музыку. Вот и приходится ее препарировать, «склеивать». Создание цельного впечатления здесь уже зависит от вкуса, музыкального образования, понимания музыки...

Во-вторых, музыкальное сопровождение подбирается еще и так, чтобы спортсмен мог под него выполнить все необходимые спортивные элементы: прыжки, поддержки, а в танцах еще и скоростные шаги, повороты, вращения.

Если бы кто-то из композиторов создал музыкальную пьесу точно по отведенному нам времени, учитывающую одновременно и внешние данные спортсмена, и его творческие склонности, и физические возможности, и необходимые технические задания, то, наверное, можно было бы сделать и идеальную — со спортивной и художественной точки зрения — программу. А пока...

Пока Людмила Белоусова и Олег Протопопов со своими «Грезами любви», Людмила Пахомова и Александр Горшков с «Кумпарситой», Ирина Роднина и Алексей Уланов с «Калинкой», Людмила Смирнова и Андрей Сурайкин с «Калиткой» не могут выступать в соревнованиях, потому что в них нет необходимых трюковых элементов. Более того, в них нет и музыкальной канвы, на которую можно, было бы нанизать все эти необходимые элементы без опасности уничтожить тем самым весь номер.

Тут, конечно, мы встречаемся с парадоксальным явлением: будучи, безусловно, законченными произведениями искусства, эти концертные номера фигуристов не могут быть включены в программу соревнований.

Фигурное катание — спорт. В спорте всегда есть борьба. Борьба не только стилей, направлений, программ. Но и борьба психологическая, которой нет в балете. Это чрезвычайно существенное отличие спорта от искусства, и потому требует особой подготовки, особых знаний, особой закалки.

Мы, тренеры, очень часто говорим о специальной подготовке спортсменов к соревнованиям,беспокоимся о том, как снять перед выступлениями нервное напряжение. У артистов балета тоже существует своя «предстартовая» лихорадка, но она ни в какое сравнение с тем, что испытывают спортсмены, не идет.

И приходится тренеру — иногда чисто опытным путем, изобретать различные приемы для психологического воздействия на ученика. Изучаем книги по психологии. Расспрашиваем бывалых спортсменов. Сами перевоплощаемся в своих учеников, чтобы отыскать первопричины, которые порождают предстартовую лихорадку, и найти лучшие лекарства для ее лечения.

Всех этих забот и горестей не знают балетмейстеры. И никогда знать не будут.

Память тренера хранит множество историй, связанных с нюансами психологической подготовки и борьбы. Отголоски этой борьбы вы встретите на многих страницах этой книги, а сейчас я расскажу об одном небольшом и немножко смешном эпизоде, имеющем непосредственное отношение к теме.

Это было в Колорадо-Спрингс во время чемпионата мира 1969 года. Нервное напряжение и Людмилы Пахо-мовой и Александра Горшкова, которые вели борьбу за призовое место, усиливалось еще и необходимостью акклиматизироваться в этом высокогорном курорте. К вечеру Мила и Саша становились сонливыми, вялыми, а ведь именно вечером и надо было выкладываться до конца.

Еще в Москве врачи посоветовали фигуристам не поддаваться сонливости, постараться пересилить себя, и тогда акклиматизация пройдет более или менее безвредно. Так мы и сделали. Но спать все равно хотелось.

К концу дня мои ученики обычно уходили на прогулку, подальше от шума городского, в горы. И вот однажды, накануне выхода на лед, они задержались и вернулись позже. Хохочут. Я не стала сразу ни о чем расспрашивать: вижу, что довольны, веселы и загорели даже. А позже они рассказали, что приключилось во время прогулки.

Подымались ребята по склону горы к небольшой уютной рощице. Тропинка шла, правда, мимо нее, но роща им очень понравилась. Перед ней была табличка с надписью «Приват» — частное владение и, значит, заходить сюда нельзя. Эти порядки чужого быта, всегда странные и непонятные, показались Миле и Саше особенно необъяснимыми в этот чудесный солнечный день. И они решили заглянуть в рощу. Пахло хвоей, чем-то родным. Можно было стоять и думать о доме. И вообще не думать — просто стоять, дышать и радоваться хорошему дню и не думать о предстоящих испытаниях на льду. И тут...

Мила вскрикивает от испуга. Прямо на нее бежит огромный пес.

Он замирает на мгновение, как будто видит дичь. Потом подходит к Миле и начинает подталкивать ее к границе рощи. А она стоит и пошевельнуться не может. И тогда пес показывает клыки и уже более энергично, чуть сжимая зубы на ноге, предлагает Миле покинуть частные владения.

Саша шепотом говорит:

— Спокойно, Мила, спокойно. Он нас просто выпроваживает. Не бойся и не делай ни одного резкого движения. Пошли, черт с ней, с этой рощей...

Так и шли они, конвоируемые псом, пока роща не кончилась.

На границе солнечного света пес остановился, а Мила с Сашей пошли дальше, сначала тихонько, затем все быстрее и быстрее. Вскоре они были уже на склоне холма, с которого роща казалась совсем маленькой и горы по-прежнему далекими. Здесь они вдоволь могли посмеяться, вспоминая, какой вид был у каждого, когда огромный пес вынырнул из чащи.

Уже другой тропинкой вернулись они в гостиницу. До самого конца соревнований веселое рабочее настроение ни разу больше не покинуло их.

Забавный факт, и только?

Для балетмейстера, может и так. Для тренера — факт несколько более серьезный, помогающий ему разобраться и отчетливее понять некоторые психологические факторы.

Нет в балете и такого понятия, как подводка исполнителя к высшей спортивной форме к строго определенному моменту. Артисты балета во время сезона всегда в форме. В одном спектакле они чуть-чуть лучше, в другом чуть-чуть хуже.

А в спорте пик формы всегда планируется за много дней до начала сезона на одно-два соревнования. Идет строжайшая раскладка сил, при которой каждый промах может дать болезненные последствия. Сложность задачи заключается именно в том, что целый год тренировок вкладывается в два, максимум, в три соревнования.

Надо, зная заранее сроки всех соревнований, разумно и предельно точно построить графики тренировок. Здесь учитывается даже время, когда проходят тренировки. Если разница во времени с местом будущего чемпионата существует, мы уже дома стараемся вести подготовку именно в те часы, которые соответствуют нашим будущим стартам.

Раскладка сил на тренировках, особенно по мере приближения соревнований, тоже строго размерена. И тоже наша основная задача — максимально приблизить время расходования энергии к тому, которое будет на состязаниях.

Обычно у моих спортсменов существует «рабочая пятидневка». На шестой день — выходной, полный отдых от льда. Тренировочные пятидневки у нас расписаны на целый год. График построен так, что те дни, когда спортсмены могут показать себя лучше всего, приходятся по графику как раз на дни будущих стартов.

Прогоны мы устраиваем тоже по специальному плану. Ритм прогонов совпадает затем с соревновательным ритмом. Вырабатывается особый стереотип, помогающий на чемпионатах продемонстрировать максимум мастерства.

Все, о чем я говорю, относится не только к чемпионам мира, но и к остальным моим ученикам — более или менее опытным. Привычку к строгому графику тренировок и соревнований нужно вырабатывать с детства.

Шаг за шагом углубляясь в сравнения, нахожу все новые существенные отличия фигурного катания от того же балета, отличия, которые должны быть хорошо известными всем, кто так любит говорить: фигурное катание — это уже настоящее искусство.

В балете болезнь одного из исполнителей не помеха. И даже тяжелая травма не может помешать труппе показать очередной спектакль. В крайнем случае спектакль будет отменен и перенесен на другие сроки. А у нас старт будет отложен как минимум на год. У нас замен и дублеров нет и никогда не будет. И в этом особая трудность. И вряд ли кто-нибудь осудит спортсменов или тренеров, которые разрешат спортсмену выступить на соревнованиях, если случилось легкое недомогание. В самом деле: целый год трудились спортсмены, столько пота было пролито на тренировках, через такое горнило предварительных отборов и турниров прошли они, и вдруг, когда все позади, а впереди радость главного финиша — простуда, легкий грипп. Конечно, лучше переждать денек-другой. Да кто же перенесет чемпионат из-за недомогания спортсмена? И выходят они на старт, хотя риск, которого и так много в нашем деле, сразу же увеличивается.

И мы рискуем. За год «поезд может уйти далеко». На сцену выходят все новые и новые поколения фигуристов, критерии оценок меняются беспрерывно. И может получиться так, что, пропустив соревнования, спортсмен затем будет проклинать свою судьбу и свою нерешительность всю жизнь.

Тому, кто не испытал этого, тому, кто ни разу не дышал нашей атмосферой, с ее особыми пропорциями кислорода азарта и азота мудрой расчетливости, трудно понять иной раз наши решения. Иногда мне кажется, что легче всего понять наши трудности спортсменам-альпинистам. Все было точно рассчитано и все продумано, и все-таки как много самых различных факторов, которые так легко могут разрушить замысел и часто не зависят от нас.

В балете таких факторов в десятки раз меньше. В балете свои факторы успехов и неудач. Но не о них сейчас речь.

Однажды я была в Большом театре. Шел «Щелкунчик». Танцевал Лавровский. Мне очень хотелось посмотреть именно его. И вдруг в конце спектакля Лавровский после прыжка приземляется неудачно. Он продолжает улыбаться, хочет танцевать дальше, но затем покидает сцену прихрамывая. Через несколько минут его партию продолжает дублер. Спектакль успешно заканчивается.

Через несколько месяцев я снова пришла на этот спектакль и увидела Лавровского в его роли. Все замечательно. Как будто и не было травмы.

Пример из спорта. Накануне чемпионата Европы в Ленинграде сильнейшая одиночница страны Елена Щеглова получила травму. Ей пришлось быть зрительницей на этом чемпионате. Интенсивное лечение ноги помогло спортсменке вернуться в строй. Она поехала на чемпионат мира в Любляну, но нога болела. Врачи делали все, чтобы снять боль, но у Щегловой физическая травма уже прочно срослась с психологической. Результат оказался невысоким. Щеглова после этого ушла из спорта, «вакуум» быстро заполнился. Но потери в женском одиночном катании до сих пор не восполнены, тем более что и сама Щеглова не смогла сказать своего последнего слова в спорте.

В решающую минуту фигурист дрогнул... Хороший спортсмен, одаренный, но характера спортивного ему не хватает, соревновательной злости. Как важно в спорте заранее знать: дрогнет или не дрогнет? И если может дрогнуть, как это предотвратить?

А в театре никого это не интересует, в театре вообще на понимают, что значит «дрогнуть» и уничтожить плоды своей и тренерской (то бишь — режиссерской) работы.

Вот почему в спорте мы так часто употребляем выражение— «плюс старт». И подразумевается под этим, что спортсмен в решающий момент может мобилизовать все свои силы и показать все, что он успел набрать на тренировках, и еще кое-что! Такие качества мы научились воспитывать. Но каждый исполнитель имеет свой характер, и к каждому надо подбирать свои психологические ключи. И требует это от тренера новых и новых знаний, про которые театральный постановщик и слышать не желает...

Вот почему хочется лишний раз подчеркнуть, что при некотором сходстве роль режиссера-постановщика в фигурном катании резко отличается от роли балетмейстера. Я не могу поставить своим ученикам новую программу и уйти в сторону. В театре есть балетмейстеры-постановщики и балетмейстеры-репетиторы. Роли у них разные — это понятно даже из самих названий профессии. А у нас так уж сложилось, что тренер — это и постановщик, и репетитор. Кроме того, он еще должен быть и воспитателем, и врачом-психологом. Я не говорю о десятках более мелких обязанностей, которые нам приходится выполнять ежедневно и ежечасно.

У каждого искусства, имеющего свою историю, свои традиции, сложилась и своя система, свои методы обучения. В искусстве, в силу его многогранности, существуют различные системы обучения, и все они имеют право на жизнь. Как сделать, если девочка талантлива, из нее солистку балета, известно каждому специалисту. Любой преподаватель хореографического училища, а в дальнейшем чуткий педагог в театре, сможет из способного ученика воспитать первоклассного исполнителя.

А в фигурном катании методы обучения только формируются, и мы в какой-то степени все время являемся первооткрывателями. У нас даже самый одаренный парень или девочка не обязательно станут чемпионами. Чаще всего не становятся.

В фигурном катании нет еще веками складывавшейся системы обучения, которая давала бы гарантированные результаты. Создание такой системы крайне необходимо.

И она может быть создана — имея в виду уже накопленный опыт — уже сейчас.

В балете с годами приходят мудрость и более тонкое и углубленное понимание художественных образов, которые сопровождают актеров в течение всей их творческой жизни и, в конце концов, становятся частичкой их собственного «я». В балете нередко танцовщики и танцовщицы выступают лет до пятидесяти, и это никого не удивляет.

В фигурном катании тоже с годами приходит спортивная и творческая мудрость. Но вот в чем беда — лет этих в зрелом возрасте спортсмену отведено чрезвычайно мало. Людмила Белоусова и Олег Протопопов, выступающие после тридцати лет в спорте, редчайшее исключение.

И то, что спортсмены уходят со спортивной арены фигурного катания совсем молодыми, обусловлено огромными психологическими перегрузками, которые неизменно сопровождают их во время состязаний. Возраст спортсмена, в конце концов, определяется количеством лет, которые он провел, участвуя в крупных соревнованиях и чемпионатах. И чем дальше, тем больше возрастает это психологическое напряжение: наступает время, когда каждый чемпионат воспринимается, как последний и решающий.

Подтверждений этому много, и самое яркое — спортивная биография Людмилы Белоусовой и Олега Протопопова.

Оба спортсмена до самых последних дней находились в отличнейшей физической форме. Они всегда придерживались строжайшего режима. Несколько раз в день — до и после тренировки—они проверяют свой пульс, давление. По их записям врачи могли бы начертить идеальные схемы подготовки спортсменов. И только одного в этих схемах не было: психологических потерь многих лет, которые сказываются на всей работе организма во время соревнований.

В последние годы выступлений Людмила и Олег достигли изумительного понимания всех тонкостей фигурного катания. Музыка и жест были исследованы ими досконально. Они продолжали составлять новые интересные программы. Но в полном блеске былых дней эти программы почти никто не видел. Нервная лихорадка истощала спортсменов, и они допускали ошибку за ошибкой, уничтожая свой собственный труд.

В 1971 году на чемпионате страны в Риге я увидела, что уже и на тренировках Олег допускает тактические ошибки, которые раньше для него были немыслимыми, раньше, когда психологическая лихорадка не забирала у него собранность, наблюдательность, тонкий и разумный, холодный расчет спортсмена.

Это речь идет о великих спортсменах. Речь идет об исключительном явлении. И в силу своей исключительности, особенно важном и поучительном. Но ведь подавляющее большинство фигуристов уходит из спорта намного раньше. В балете в их возрасте они могли бы рассчитывать на длительную карьеру.

И ведь нагрузки у нас почти одинаковые. У артистов балета регулярные спектакли, зато у нас в разгар сезона— двухразовые тренировки, которые забирают сил не меньше, а иногда и больше, чем утренняя репетиция и вечерний спектакль.

Но тут надо вспомнить еще и тот факт, что фигурное катание для наших спортсменов — второе занятие, что все они любители. Что все они учатся — в школах или институтах. За примерами далеко ходить не надо. Выступая в состязаниях по фигурному катанию, готовясь к ним, Людмила Пахомова успела закончить Театральный институт имени А. В. Луначарского, то же балетмейстерское отделение, что и я. Ее партнер закончил институт физкультуры. И теперь они оба стали аспирантами своих вузов. Учатся в институтах Галина Карелина, Георгий Проскурин, Елена Жаркова. Скоро закончит экономический факультет МГУ имени М. В. Ломоносова Геннадий Карпоносов. Юные мои воспитанники учатся в школах, но, несомненно, и они пойдут по стопам своих старших товарищей.

А в балете все пронизано только духом балета. Здесь и настоящее артистов, здесь и их будущее. Ни о каких дополнительных занятиях в институтах обычно речь не идет. Артисты балета — профессионалы. Каковыми являются и артисты ледовых ревю.

В этом принципиальная разница между ними и нами. Принципиальная разница, определяющая и различные жизненные задачи.

Ну, а теперь пора возвратиться к тому, с чего начали разговор, к утверждению, что фигурное катание — синтез спорта и искусства. Повторю, как вывод из всего, о чем шла речь выше. Фигурное катание, как вид спорта, действительно учитывает многие специфические законы искусства. Оно смыкается с искусством там, где речь идет о создании ярких, запоминающихся образов. Они стоят рядом там, где речь идет об использовании музыки и некоторых общих движений для создания этих образов. Но одновременно демонстрируют и разные задачи и разное понимание этих задач. И это, конечно, хорошо!