 Как вы угадали в них будущих чемпионов? — иногда спрашивают меня о Наталье Линичук и Геннадии Карпоносове. И я не знаю, что мне ответить. Просто не знаю, что и сказать, ибо вначале и речь не шла о том, что они когда-нибудь начнут танцевать вместе. Была у меня танцевальная пара Елена Жаркова и Геннадий Карпоносов. Многократные призеры первенств страны, участники чемпионатов мира и Европы, чемпионы Всемирных зимних студенческих игр 1972 года в Лейк-Плэсиде. И была совсем еще юная Наташа Линичук, которую привела в 1971 году ко мне ее мама и попросила посмотреть: «Может быть, возьмете ее к себе, а партнер потом отыщется». Пути их хотя и сошлись в моей группе, но пока еще не скрестились, и думать никто не думал, что скрестятся.
В каждой группе у каждого тренера есть свои неписаные законы. Есть они и у меня. Опыт, набранный старшими учениками, — не только их достояние. Это ценность коллективная, на нее имеет право любой из моих учеников. И не было еще случая, чтобы старший не показал младшему, даже совсем зеленому новичку, какую-нибудь техническую деталь. Утаил ее. Или что вообще невозможно, немыслимо: показал ее неточно. Есть в группе гарант этого неписаного закона — сам тренер.
И вот пришла маленькая Наташа Линичук, сменившая уже двенадцать тренеров. И каждым из них чему-то наученная. И каждым чему-то не наученная. Ориентиров расставляли перед ней так много, что можно было бы и потеряться. Но она все-таки не потерялась. Я это заметила сразу. И именно это решило тогда ее судьбу. Как сейчас помню: каток «Кристалл», звук гуляет и путается в рифленом потолке, свет голубоватый и холодный. Девочка с высоким лбом, неулыбчивая и вся натянутая — вот-вот зазвенит. И зазвенела, но не растерянно, не жалко, а даже, я бы сказала, чуть-чуть нахально.
Когда я знакомлюсь с новичками, я никогда не прошу их специально мне что-нибудь показывать. Просто я выпускаю одного из них на лед и говорю: «Покатайся, поскользи, сделай то, что тебе приходит в голову. Катайся вместе со всеми, а я в конце тренировки посмотрю, что ты умеешь...» Новичок ведь не знает, что годами я выработала в себе особое зрение, которое схватывает сразу весь каток. Я запоминаю даже то, что находится на периферии, так сказать, в боковых секторах обзора. Вообще, если уж говорить здесь до конца, то я бы для тренеров по фигурному катанию (а может быть, и не только по фигурному катанию, но и по гимнастике и по другим видам спорта, где требуется зоркий глаз) устраивала бы проверку по специальным тестам, построенным на запоминании предметов, движений и т. д. И если обнаружится, что будущий тренер — во всяком случае, претендент на это звание — обладает зрением малоактивным, несильным, если он не способен запомнить движение, сказать ему заранее, что выдающихся результатов он не добьется. Или — что будет выглядеть более тактичным — ему надо заняться специальной тренировкой зрения, и только после того, как он разовьет его, можно рассчитывать на какие-нибудь творческие успехи на нашем поприще.
Вернусь, однако, к Наташе. И сегодня помню, как сразу, не раздумывая, выехала она на простор катка, где уже тренировались чемпионы Европы и мира Людмила Пахомова и Александр Горшков, где уже начали прокат отдельных частей произвольного танца Елена Жаркова и Геннадий Карпоносов, пошли на высокие поддержки Галина Карелина и Георгий Проскурин. И вот между ними заскользила тоненькая девчонка. Вот взмахнула она рукой. Набрала скорость. Сделала поворот, другой. Конечно, слабенькая еще. На фоне других в особенности. Но проехала мимо, посмотрела искоса, даже с вызовом. Снова взмахнула рукой и пошла дальше, по следу старших.
Подъехал к борту Карпоносов, заулыбался:
— Ну и нахалка девчонка...
Когда закончилась эта первая тренировка Линичук в моей группе, я сказала, что беру ее к себе. И вновь внимательно посмотрела, как она отреагирует на это сообщение. Приняла сдержанно. Даже как должное. И это мне тоже понравилось: не люблю заискивающих улыбок, чрезмерных благодарностей, расшаркиваний. Сама себя так никогда не веду и рада, когда мои ученики тоже себя ведут так же. И не только со мной.
Я покривила бы душой и погрешила бы против истины, если бы сказала, что после той первой тренировки всерьез подумала о перспективах Наташи. В предолимпийском сезоне мне было о ком и о чем думать. И для начала я дала ей только одно задание: выучить все танцы, «сев на хвост» Пахомовой и Жарковой. Постараться заучить все сложные шаги из их произвольных программ.
«Кататься будешь пока одна. Работы у тебя хоть отбавляй. Учись у старших. И я, и они тебе помогут, если что-то не поймешь. Но больше старайся запоминать сама. Я проверю еще не раз, как ты запоминаешь то, что видишь на тренировке...»
Что-то в этом роде говорила я ей тогда и говорю сейчас новым своим девочкам и мальчикам, которые только пришли в группу. Да только им сейчас попроще, потому что вместе со мной работает бывшая моя ученица Алла Беляева, выпускница университета, вернувшаяся в спорт, и очень удачно. Об Алле отдельный разговор, но тут главное сказать, что она вместе со мной поддерживает тот особый нравственный климат в группе, который помогает так быстро, прямо на глазах, расти нашим мальчишкам и девчонкам.
И начала Наташа Линичук кататься по следу Пахо-мовой и Жарковой. Кататься, не стесняясь и не смущаясь. Не останавливаясь. Она вышла на свой курс — попробуй только сбить с него. И это тоже я успела заметить на тренировках. И конечно, эта черта характера Наташи понравилась.
Вот так, от тренировки к тренировке, складывалось у меня представление не только о физических и пластических возможностях Линичук, но — что не менее важно — и о ее психологической устойчивости, умении показать и побороться за себя.
А что же Карпоносов? Он тренировался, как всегда. Он вместе с Жарковой оставался в обойме сборной, выступал на всех крупнейших соревнованиях. И неизменно оставался в команде третьим номером.
Третий, замыкающий в сборной команде — место нелегкое. И вот почему. Если ты из года в год занимаешь эту позицию, если и на международных состязаниях пробиться вперед из-за спины двух других пар ты не сможешь, то хочешь того или не хочешь, а начинаются разговоры о бесперспективности, о том, что вокруг третьего места в команде надо обострить борьбу, что — вполне возможно — вообще надо заменить третью пару более перспективной, пусть даже она пока и послабее, но вдруг у нее дела пойдут лучше?
А ведь бывают ситуации, когда третьей паре прн выступлениях за рубежом хода не дают не потому, что она слабее других, а потому что «нельзя позволить», чтобы пьедестал почета занимали представители только одной страны. Ну разве не обидно, скажем, англичанам или американцам, когда их чемпионы проигрывают — и кому: третьему танцевальному дуэту из СССР? И создаются ситуации, которые в принципе ничего общего со спортивной борьбой не имеют.
Так было и у Жарковой с Карпоносовым. Танцевали ребята удивительно технично. Уже тогда в паре проскальзывали намеки на будущий чемпионский стиль — скоростной, насыщенный труднейшими элементами. Но в спорте долго ждать нельзя. Когда еще полностью раскроются таланты исполнителей, а на носу новые чемпионаты, новые турниры. Начинается ускоренная подготовка, начинаешь все больше и больше акцентировать внимание на необходимости убрать те или иные недостатки, а это не у всякого спортсмена вызывает необходимую реакцию- Бывает и так, что говоришь спортсмену о том, что он недостаточно выразителен, суховат, что надо больше чувства вкладывать в каждый жест, а он еще больше замыкается в себе. Особенно это касается партнерш, очень они тонкий материал, и иногда надо годами ждать, пока созреют они до конца, пока жест и чувства сольются органично, без наигрыша, без позировки. Когда искренность чувств сольется с искренностью выученного жеста.
Жаркова не вынесла тяжести пресса, давившего на третью пару. Она решила сосредоточиться только на учебе в институте иностранных языков. Мне было очень жаль, когда эта милая, умная и тонкая девочка решила расстаться со спортивными танцами. Жаль не только потому, что мы не закончили вместе с ней нашу общую работу, жаль потому, что Лена уходила, так и не сказав своего главного слова. И от этого особенно тяжело было и ей и мне, понимавшей, с какой тяжестью на душе покидает девушка наш спорт. В течение многих лет после этого мы остаемся с Леной самыми искренними, близкими друзьями. Она часто бывает на тренировках, приходит на соревнования. И в глубине души я не оставляю мысли о том, что и Елена Жаркова — теперь уже дипломированный преподаватель английского языка — когда-нибудь вернется в фигурное катание. Скажет сама и поможет другим сказать самое главное, заветное спортивное слово.
Лена сообщила о том, что уходит, весной 1972 года. Гена решил остаться. Срочно требовалась партнерша. И вот именно тогда впервые серьезно мы задумались о том, что Наташа вполне может заменить Жаркову. Правда, опыта у нее никакого. Технику еще надо собирать по крупицам и при этом еще очень быстро. Кроме того, существовал и некий возрастной барьер — Гена старше почти на шесть лет, это в нашем спорте целое поколение. Поймут ли они друг друга, сойдутся ли характеры, чтобы создать новый цельный характер, помогающий бороться и побеждать?
Вопросов вставало в те дни множество. Конечно, Н-иташе импонировало то, что она начнет танцевать с таким опытным, сильным партнером (напомню, у нее ведь вообще не было еще никакого партнера!), что перед ней сразу забрезжат горизонты сборной команды страны. А Гене импонировала мягкость и женственность Наташи. В шестнадцатилетней девочке уже проглядывали те 4черты, которые через несколько лет сделают се всеобщей любимицей. А кроме того — не напрасно ведь почти два года Наташа ездила по следу и Пахомовой и Жарковой. Не напрасно ведь присматривалась и запоминала каждое их движение. Не напрасно ведь старалась каждый чужой шаг сделать своим, прочитать сложный текст чужих танцев так, чтобы он стал родным. Мы к этому времени проделали с Ликичук такую колоссальную работу, что она вполне могла сразу стать в пару с Геной. А зная ее настойчивость и целеустремленность, я не сомневалась и в том, что Наташа сделает все, чтобы преодолеть пока еще огромную дистанцию, разделявшую их с Гсной в спортивной технике.
Все это правильно, все поддается учету, но при этом какие же все-таки они разные! Непохожие! Где же найти точку соприкосновения, что объединит их? Страшно начинать всю работу сначала, искать каждый день ответа на вопросы даже самые элементарные. И я ее начинаю, потому что знаю: самое ближайшее будущее обнажит до отказа характеры и дарования новых партнеров в новой обстановке, и тогда станет ясно, правильно ли мы поступили, создавая именно такую пару. Тренер имеет право на эксперимент, если он даже сугубо интуитивно чувствует, что пара может получиться.
Но любой эксперимент строится на какой-то платформе. Для меня — я уже говорила — платформа начинает создаваться и укрепляться часто от фактов даже незначительных, на которые никто, даже сами спортсмены, внимания могут и не обратить. Вот одна сценка. Деталь. Штрих, мазок на картине спортивного характера.
Это было еще в начале спортивной биографии Кар-поносова. Упал он во время демонстрации произвольного танца на первенстве страны. Конечно, танец был быстрый, динамичный, сложный, но падать, как говорится, «ни с чего»? Расстроилась я ужасно: танцевали ведь Жаркова и Карпоносов уверенно, тренировки шли отлично.
После выступления сразу же спрашиваю Гену:
— Что случилось? Ведь ты упал на самом легком элементе?
А он отвечает:
— Мне хотелось установить контакт со зрителем.
Я услышал аплодисменты, посмотрел на трибуны, и...
Комментарии здесь не нужны. И фраза «установить контакт со зрителем» стала у нас крылатой: когда надо вернуть легковозбудимого, остроэмоционального Гену на реальный жесткий и очень скользкий лед, я улыбаюсь и говорю: «Контакт со зрителем ищем...»
А после того падения я просто мучилась, все не могла найти, как снять след от падения: оно вполне может повториться. Решение пришло как бы само собой.
После соревнований я пошла посмотреть видеомагнитофонную пленку с записью этого выступления. Все детали танца оказались записанными очень четко, крупно, можно проанализировать каждый шаг, поворот.
В маленьком холле, где был установлен видеомагнитофон, не было никого. Тишина, покой. И только пленка возвращает меня к шуму зала, музыке, аплодисментам, оценкам, страстям, кипевшим только что на льду. Просмотрев пленку, я решила уже выключить магнитофон, но тут вошли несколько фигуристов, и среди них Карпо-носов. И я решила...
Снова видеомагнитофон возвращает нас к танцу. Вместе со мной его смотрят все фигуристы. Смотрим падение один раз. Смотрим второй- Третий. На экране замедленные движения распадаются на составные части злополучного падения. Слышу за спиной учащенное дыхание. Вздохи. Наконец: .
— Елена Анатольевна, может быть, хватит? Отвечаю:
— Я никого на этот просмотр не приглашала. Можете уходить.
Но Гена не ушел. Мы еще несколько раз прокрутили весь танец. Даже мне, человеку закаленному, это было нелегко. А мальчишке — Гена был тогда совсем еще мальчишкой —- тем более. Но уже первая тренировка показала, что мой расчет оказался правильным. Гена завелся, как говорят спортсмены. Он не только шлифовал весь танец, он это уязвимое место отчистил так, что оно заблистало совсем новыми красками.
Это у него в характере: создать себе совершенно — даже я иногда бываю поражена — неожиданное препятствие и затем бросать все силы на его преодоление. Так вот, тренеру надо, чтобы это препятствие было реальным, именно тем, которое Гене надо преодолеть за время подготовки к очередному старту. Чтобы бороться надо было не с какой-то химерой, чтобы силы были сконцентрированы на нужном участке «фронта». И вот уже много лет мне удается направлять внимание Карпоносова как раз на самое главное, самое необходимое. И он — что самое важное — сам отлично понимает это.
Итак, у Карнокосова есть замечательное умение концентрировать свои силы для преодоления самых сложных препятствий.
А что же к этому может добавить Линичук?
...Рядовая тренировка. Память каждого тренера хранит сотни самых различных эпизодов, деталей, связанных с каждодневной, иногда даже скучной, монотонной работой. И память спортсменов тоже хранит слова тренера, жесты, улыбки и осуждающие покачивания головой. И даже равнодушный (или кажущийся таким) взгляд. К тренеру бумерангом возвращается все, что он сказал, сделал, даже подумал.
Наташа повторяет один очень сложный элемент. Потом связку элементов. Затем целую часть танца. Мы иногда как бы тасуем части танца — это в зависимости от степени их готовности, накатанности. Иногда я прошу, чтобы танцор сам прокатал даже весь танец. В особенности это важно для партнерши, ибо — чего уж тут скрывать? — иная танцорша, опираясь на своего партнера, ногами старается работать поэкономнее. Конечно, партнеру от этого ох как трудно становится к концу танца. Наташа Линичук с самых первых шагов в паре иждивенкой становиться не собиралась. Она всегда готова была, когда потребуется, взять и на себя дополнительную тяжесть. Потому и каталась много одна, чтобы походка была тверже и уверенней.
И вот я вижу, как постепенно устает Наталья. Размываются контуры движений. Коньки скребут лед — звук противный, для классного фигуриста просто отвратительный- Очень устала моя юная ученица. Можно се и пожалеть, дать передышку, да только тогда она сразу размягчится, тренировка потеряет всякий смысл, запаса прочности так и не будет создано, и рано или поздно, а скажется это — не дай бог, в разгаре сезона! Наташе надо собраться — немедленно. Но нет, не собирается, разваливает целую часть программы и даже падает в конце концов.
Правда, через несколько секунд сразу «берет музыку», вновь отлично выполняет все самые сложные места. Смотрит на меня. Ждет, что я скажу. Я, конечно, недовольна, но в этот момент сказать Наташе ничего не успеваю, потому что все внимание уже сосредоточено на танце Пахомовой и Горшкова. И дальше в напряженном ритме тренировки я почти забываю о том, что хотела пожурить Линичук за ошибку.
На следующей тренировке вижу, что у Наташи глаза грустные, заплаканные. С чего бы это? Ведь в общем тренировки у нее ладятся. И учится хорошо. И в семье все нормально. Отчего же это грусть в глазах такая?
Не хочу спрашивать прямо: может, есть причины скрывать, чем вызвано такое настроение? Спрашиваю потихоньку у других девушек в нашей группе. Они в ответ смеются:
— Ночь у нее была бессонная, Елена Анатольевна. Очень она все это переживает...
— Что переживает? Не понимаю...
— Вчерашнее падение. Вернее, ваше отношение к этому падению и к ней самой...
И тут выясняется, что один мой коллега как-то сказал Наташе, что если Чайковская не ругает фигуристку на тренировках, значит, она не верит в ее спортивное будущее, значит, не станет она настоящей фигуристкой. И когда я не пожурила Наташу на тренировке за падение, она вспомнила эти слова и решила, что случилось самое страшное, что тренер перестал верить в нее. Конечно, напряжение было снято, и глаза Наташи приобрели обычное их выражение.
К чему эта маленькая быль? Да к тому, что свежесть своего характера, его цельность, обостренность чувств Наташа сохранила и по сей день. В этой цельности ее сила. Для нее нет задач второстепенных. Если уж она взялась за дело, то отдается ему полностью. И, как и Гена, концентрирует все свои желания, все помыслы, все силы на одном.
Как назвать такое свойство? Самолюбие... Честолюбие... Фанатизм... Одержимость... Нет, нет. Не то все это. Вполне возможно, что применительно к спорту психологи не сформулировали название такого свойства характера. Но оно есть и очень любимо тренерами, ибо без него совершенно невозможно прийти к пьедесталу, да еще и взобраться на самую его вершину в борьбе с чрезвычайно сильными соперниками.
С первого дня, с первой тренировки было ясно, что новую пару ждут труднейшие испытания, что легкого возвращения в сборную не будет. Вакуум мгновенно был заполнен. Лидером — причем недосягаемым — были Людмила Пахомова и Александр Горшков. Вторая позиция была за Татьяной Войтюк и Вячеславом Жигалиным, с которыми так долго вели борьбу Жаркова и Карпоносов; а вслед за ними пристроилась молодая одаренная пара Ирина Моисеева и Андрей Миненков. Таким был состав сборной на очередных чемпионатах мира и Европы. И казалось, ничто не сможет поколебать шансы тех, кто был за Пахомовой и Горшковым.
Большинство наших танцевальных пар и тогда и сейчас еще знают обязательные танцы далеко не так, как этого хотелось. В главе, где я рассказываю о нашем с Л. Пахомовой и А. Горшковым пути наверх, речь уже шла о том, какие усилия мы приложили для того, чтобы изучить все нюансы танцевальной «школы». И сейчас в моей группе даже самые юные танцоры катают обязательные танцы технически грамотно. Это очень важный момент, ибо те же английские танцоры, которые всегда отличались технической грамотностью и безукоризненным знанием «азбуки», с пеленок грамотно и точно изучают обязательные упражнения. В этом их отличие от наших юниоров, которым далеко не всегда именно с первых шагов ставят правильное «произношение»-
Карпоносов уже знал обязательные танцы превосходно. За два года Линичук тоже достаточно фундаментально изучила их. Теперь оставалось только в паре отработать все шаги. Обязательные танцы требуют безукоризненной техники. Если в правилах сказано, что тот или иной шаг надо делать на наружном ребре, значит, только так и должно быть. И я с горечью вижу, что некоторые — даже ведущие танцоры — и понятия не имеют, что в пассадобле, килиане или одном из наших обязательных вальсов судьи специально следят за тем, на каком ребре конька скользит танцор. И еще следят за десятками ключевых позиций. И многими другими деталями «школы», без которых она перестает быть «школой».
Я всегда относилась к «школе» как к абсолютной необходимости, без которой невозможно мечтать о большом успехе на международных соревнованиях. И в последние годы поняла еще, что «школа» — это не только скучная необходимость. Что обязательные танцы дают колоссальное развитие технике танцоров. Что без них мы можем резко обеднить и произвольные танцы.
Словом, мы сразу «сели» на обязательные танцы.
Партнеры не слишком отличались ростом. Рычаги были примерно одинаковыми (видите, в спортивных танцах иногда даже надо обращаться к терминам из механики), и это облегчало подгонку их друг к другу. И еще облегчало работу то, что у молодой пары перед глазами был пример чемпионов мира. Я ведь делала замечания не только Наташе и Гене, но и Миле с Сашей. И не единожды обращала внимание на то, что вторая пара внимательно прислушивается и к тому, на что я обращаю внимание в танцах чемпионов. Поток двойной информации делал свое дело. В «школе» Наташа и Гена прыгали буквально через «класс», и уже к началу первого своего общего сезона были способны бороться за место в сборной.
Нам нужна была платформа для рывка вперед. И здесь спешка могла только повредить. Конечно, хочется сразу попасть в ряды сборной, но и торопиться на надо; Так я думала сама, и так приучала думать вторую пару. Я не раз напоминала им одну из самых важных нравственных заповедей первого нашего олимпийского чемпиона фигуриста Николая Александровича Панина-Коломенкина: «Труднее и почетнее хорошо проиграть, чем плохо выиграть». Карпоносову с его извечной любовью и преклонением перед справедливостью и верой в то, что хорошая работа рано или поздно покажет себя в полком блеске, эти слова Панина были еще одним стимулом в работе.
«Школа» давала нам один за другим крепчайшие блоки для платформы успеха. Уже в первой своей произвольной программе мы показали не только тренерскую изобретательность, не только хорошее исполнительское понимание замыслов танца, но и хорошее владение коньком, открывшее дорогу для дальнейшего совершенства. Спасибо тебе, «школа»! Спустя пять лет, после того как Наташа и Гена станут чемпионами мира, великолепный знаток обязательных танцев Джуди Швомейер (в танцевальной паре вместе с Джоном Сладки она несколько раз была призером чемпионатов мира) скажет, что она потрясена обязательными танцами Ли-ничук и Карпоносова, что равных чемпионам в этом разряде (да и не только в этом) сейчас нет!
Первый сезон очень рано передал эстафету второму. Ранней осенью 1973 года Наташа с Геной выезжают на международные состязания в Англию, где должны стартовать почти все сильнейшие танцоры мира. На этом турнире были заявлены сразу три советских дуэта — Войтюк и Жигалин, Светлана Алексеева и Александр Бойчук и Наташа с Геной. В заявочном листе фамилии стояли именно так, как бы обозначая, в каком порядке стоят эти пары в табели о рангах. Международные судьи сразу получили ясный ориентир, по которому можно было расставить танцоров в нашей команде.
Я специально попросила Наташу в Англии и на тренировках вести себя как на соревнованиях, чтобы танец заиграл еще до того, как судьи начнут оценивать его, сидя за своими пультами.
Линичук и Карпоносов строго выдержали весь график тренировок, предшествовавший официальному выходу на лед. Судьи, неизменно занимавшие свои места на трибунах в эти дни, смогли сравнить советские пары до старта.
Вердикт был почти единогласным: Наталья Линичук и Геннадий Карпоносов занимают второе место, проигрывая только чемпионам Великобритании. Две другие советские пары значительно уступают им и в «школе», и в оригинальном и произвольном танцах. Успех был полным и безоговорочным. Он открывал дверь в сборную. Линичук и Карпоносов сразу занимают второе место и едут на чемпионат Европы вторым номером команды!
На первых своих чемпионатах Европы и мира Наташа и Гена завоевали бронзовые медали. Такого давно не было в истории спортивных танцев на льду, чтобы новички, да еще вторые в команде, пробрались к призовым наградам. Я не говорю при этом о тех уже сравнительно далеких временах, когда на турнирах полностью господствовали родоначальники танцев на льду — англичане. Им не было достойных соперников, и борьба носила тогда совсем иной характер.
Казалось, путь вперед открыт на долгие годы?
Прошел только год, и мы убедились, что легкой дороги (кстати, мы на нее не рассчитывали с самого начала) не будет. Перед нами возникают препятствия совершенно неожиданные, не предусмотренные никакими регламентами соревнований и правилами. Я постараюсь рассказать о дальнейшей ситуации как можно подробнее, насколько это в моих силах, чтобы читатель понял, какие трудности ожидают нас подчас, к чему надо готовить себя и тренеру и фигуристам, чтобы выстоять, чтобы доказать свое право быть сильнейшим, чтобы убедить других в том, что танцы, предлагаемые нами миру фигурного катания, способствуют их общему прогрессу.
Чемпионат Европы 1975 года вновь принес Наташей Гене бронзовые медали. Первыми были Мила и Саша, а на четвертом месте впервые Ирина Моисеева и Андрей Минеиков. Тут и внес свои коррективы прискорбный господин Случай. Болезнь Горшкова спутала все карты. Когда стало понятно, что на чемпионате мира он выступать не будет, началось такое закулисное брожение умов, какого, пожалуй, я и не знала. В принципе по результатам чемпионата Европы в отсутствие Пахомовой и Горшкова роль лидеров в танцах на льду должны были взять у нас Линичук и Карпоносов. Им, казалось, все карты в руки: вторые в команде, призеры чемпионатов Европы и мира. Только после приезда в Колорадо-Спрингс, где проводился в том году чемпионат мира, узнала я, да и то неофициально, что произошла перестройка, переориентация, что Ирину Моисееву и Андрея Миненкова считают более перспективными и что все усилия будут приложены к тому, чтобы именно они оказались преемниками Милы и Саши.
Кто, когда и почему так решил, было непонятно. Слышались ссылки и на то, что председателю Комитета по спортивным танцам на льду Международного союза конькобежцев экс-чемпиону мира Лоуренсу Демми тоже больше импонируют Ирина и Андрей, что его голос, его мнение могут оказаться решающими.
Я постаралась оградить Наташу и Гену от всех разговоров такого рода. Но разве можно оградить, если даже зарубежные судьи и фигуристы подходят к твоим ученикам и задают один и тот же вопрос: «Что, разве теперь лидеры у вас Ми и Мо?» (Так сокращенно довольно часто называют Моисееву и Миненкова зарубежные журналисты и спортсмены.) Конечно, ребята начали нервничать. Однако тренировки шли нормально, весь план акклиматизации и постепенного выхода в условиях высокогорья к пику формы соблюдался. Да только появилось чуть больше осторожности, чем надо. Движения стали суше, возможно, даже холоднее.
И все-таки я не теряла надежды. Хотя и было очень трудно, хотя и разрывалась на части: ведь был со мной и Володя Ковалев, который только что выиграл звание чемпиона Европы (и сделал это первым из советских фигуристов, до него ни один наш спортсмен не завоевывал золотых наград на таких состязаниях!), и ему тоже требовалось уделять максимум внимания.
Не получилось. Правда, Наташа и Гена были первыми после обязательных танцев. Но затем их обошли не только Моисеева и Миненков, но и еще две пары. Четвертое место — было от чего загрустить. Четвертое место, когда по плечу было как минимум призовое. Через год на Олимпийских играх в Инсбруке, где прежние чемпионы Пахомова и Горшков вновь доказали свое право именоваться лидерами в танцах на льду, а Моисеева и Миненков были вторыми, разница между первым и вторым местами выражалась почти двенадцатью баллами. Такого разрыва мир танцев на льду никогда не знал. И это был разрыв не только в цифровом исчислении. Стало ясно, что преемников у Пахомовой и Горшкова пока нет. Новые чемпионы — вероятнее всего наши — будут, а преемников все-таки нет.
Я против авансов в спорте. Тем более у нас, где так много субъективных факторов. Одним нравится один стиль, а другим другой. Мне импонируют эти спортсмены, а моему соседу другие. А есть ведь и довольно точные критерии для определения силы того или иного танцора. Кстати, они очень точно определены и последними дополнениями к правилам соревнований в танцах на льду, и критериями оценки мастерства. Катается, скажем, танцевальная пара по большей части на двух ногах, нет в ее распоряжении сложных па, пытается она их заменить виртуозной и выразительной работой рук, поддержками — значит, класс владения коньком невысок. Можно добавить сюда еще много других критериев, давно уже выработанных практикой и фигурного катания в целом, и спортивными танцами на льду в частности. И жаль, что до сих пор они часто во внимание не брались.
Это и приводит к однобокому развитию танцевальных пар. Аванс только еще более сбивает со спортивного пути, уводит в сторону. Требуется время, чтобы все это увидеть. И тот, кто даже в такой ситуации не потеряет верного ориентира, кто не даст себя увести по тропинке, ведущей в тупик, тот и победит.
Вот о чем я не раз говорила своим ребятам в олимпийском и послеолимпийском сезонах, когда так часто события оборачивались против них и когда так легко можно было потерять веру в себя и в свой танец. К их чести надо сказать, что они правильно в итоге поняли и суть происшедших катаклизмов, и мою убежденность в том, что победа придет. Не может не прийти!
Она пришла к нам тогда, когда еще никто не замечал ее и даже не верил в ее возможность. Я считаю, что мы переломили ход событий на токийском (1977 года) мировом чемпионате, когда встали вновь, после двух лет отсутствия на ней, на бронзовую ступеньку пьедестала почета. Обрадовал нас и небольшой, мимолетный разговор Лоуренса Демми с Карпоносовым. Он сказал приблизительно следующее: «Я не очень верил в возможности прогресса вашей пары. Сейчас я могу сказать, что ошибался. Вы танцуете отлично, и у вас есть хороший запас, чтобы развить успех...»
Это была для нас очень важная поддержка. Пусть чисто моральная, но она свидетельствовала о том, что общественное мнение, долго колебавшееся, сделало поворот в нашу сторону. И что теперь мы должны еще и еще прибавить техники и артистизма в новых программах и показать, какие неисчерпаемые возможности по-прежнему существуют в недрах спортивного танца на льду.
Еще задолго до начала нового сезона 1978 года я проанализировала все его компоненты и пришла к выводу, что никогда еще не было такой благоприятной ситуации для штурма главной высоты. В числе трех обязательных танцев, которые должны были показывать на соревнованиях фигуристы, было и танго «Романтика». Это достаточно сложный танец, требующий тонкой и точной техники. В нем есть сложные узлы, разобрать которые очень нелегко непосвященному. И хотя танго в исполнении Милы и Саши было снято на пленку, записано на видеомагнитофон, чтобы новые поколения исполнителей знали, как его надо танцевать, все-таки создатель танго, очевидно, разбирается во всех тонкостях «Романтики» и знает, какие новые возможности таит она в себе.
Второе наше преимущество мы нашли в том, что на очередной сезон всем танцорам было задано домашнее сочинение на тему «пассадобль». Этот оригинальный танец был нам по душе. Испанский марш для выхода тореадора и его свиты на арену как нельзя более соответствовал характеру и темпераменту пары в целом, и Гены в частности. А это особенно ценно именно в пас-садобле, поскольку партнер здесь играет главную роль, он задает тон, он ведет партнершу, на нее как бы падает багряный отблеск от плаща торреро.
Я не раз ставила испанские танцы и Пахомовой с Горшковым, и Наташи с Геннадием, появились испанские узоры и в программах моих спортивных пар, и даже у одиночника Ковалева. Тему я знала отлично, знала трудности, с которыми сталкиваются постановщики, перенося шаги испанского танца на лед, и владела приемами, с помощью которых эти трудности можно преодолеть. Так что пассадобль должен был закрепить наше преимущество — если такое преимущество будет после обязательных танцев.
Ну а произвольный танец должен был стать новой и самой высокой вехой на нашем пути. План его был разработан на самом пороге сезона. В традиционные четыре части «произволки», резко отличающиеся по рисунку, по темпераменту, . по набору изобразительных средств, мы хотели вложить все наше сегодняшнее понимание спортивных танцев на льду. И при этом сохранить некую традиционность, строгость, даже, если хотите, внутреннюю интеллигентность танцев, не превращая их в шоу, не управляемое никакими спортивными законами.
Таковы были наши расчеты, наши задумки. И мы осуществили их полностью. Промежуточные поражения не обескураживали нас, а только добавляли, если можно так сказать, холодного азарта.
Я не люблю описывать свои танцы. Об этом я писала и говорила не раз. Не буду заниматься я этим и сейчас. Мне только хотелось бы объяснить читателям, почему был избран такой сюжет для произвольного танца, а не какой-нибудь другой. Первая часть танца — танго. Строгое. Без всяких излишеств. Традиционное. Звучное. Заразительное. Танго взято первой частью специально, хотя в подавляющем большинстве случаев танцоры начинают с частей более динамичных, скоростных. Почему все-таки танго? Да потому, что это классический ритм ледовых танцев. И мы хотели показать, что можем в самых строгих рамках найти такой постановочный ход, которого еще никто не знал. Вспомните вступление, первые шаги партнеров друг к другу, дорожки и вращения, где все неожиданно, все как открытие, заставляющее звенеть тела танцоров.
Втянув зрителей (и судей, конечно) в свой танец, Наташа и Гена должны были далее ошеломить всех современным ритмом. На огромной скорости они показывали набор сложнейших шагов, поддержек, вращений, которые символизировали темп современной жизни, современного спорта. Скульптурная остановка в конце второй части рассекает танец на две части. Теперь начинается партия нашей лирической героини. На первом плане Наташа. Наконец она может показать все, чем богата внутренне, показать всю духовную и физическую красоту русской женщины, с ее тонкой музыкальностью и трепетностью чувств. Наташа полностью созрела для этой роли. И когда зрители вместе с партнерами вновь бросаются в плясовую мелодию, в которой звучат и цыганские нотки, и венгерские, и молдавские, они делают это даже с некоторой неохотой. Тем радостней и звучней финал, в котором танец втянул в свой вихрь и каждого танцора, и всех, кто танцевал в этот вечер вместе с ними.
Таково короткое либретто произвольного танца-78. Как оказалось — чемпионского.
Опять-таки не хочу пересказывать ход событий в этом сезоне. Наташа и Геннадий были вторыми на состязаниях сильнейших в Одессе, потом вторыми на первенстве Европы. Внимательный наблюдатель мог бы уже в Страсбурге заметить, как склоняется чаша весов в сторону моих учеников. Двое судей, из Англии и ФРГ, дали первые места Линичук и Карпоносову. Оставалось сделать лишь последний шаг. В Оттаве, на чемпионате мира. В бригаде, которой поручено судить состязания танцоров, не было и нашего арбитра И. Абсолямовой. И это могло даже несколько упрочить шансы на победу именно Наташи и Гены.
Загадочный парадокс?
Отнюдь. Ларчик открывается очень просто; в последние годы место среди международных судей в танцевальной бригаде неизменно занимала Ирина Абсоля-мова. Я ничего всерьез не могу сказать о ее знании спортивных танцев на льду, о том, насколько глубоко она изучила их. Ни разу за много лет не был этот арбитр на тренировках моих учеников, хотя и живет она в Москве и ей рукой подать до нашего динамовского комплекса. Вот ведь как получается: есть в стране чемпионы мира, есть их тренер, к этому тренеру обращаются за консультациями и разъяснениями многие ведущие танцевальные пары мира и их тренеры, а советский арбитр как бы игнорирует свой же опыт. Ну если бы я не пускала арбитров на тренировку, если бы устанавливала между нами и ними какой-то непроходимый водораздел! Но нет ведь. Многие судьи бывают у меня на сборах, приходят на тренировки и получают исчерпывающие объяснения по тем или иным спорным или непонятным для них проблемам. Многие, но не тот арбитр, который в первую очередь обязан был в те годы изучать суть наших достижений.
И еще надо сказать, что спортивные танцы выросли у нас чуть ли не на пустом месте. Я обязана это сказать именно сейчас, потому что наши ведущие пары своими достижениями открыли путь на международную арену и нашим судьям. Именно спортсмены и тренеры шли впереди в изучении всех нюансов обязательных танцев, именно мы создавали новую трактовку спортивных танцев на льду. Думаю, что только на пользу дела мог бы пойти тесный творческий контакт между танцевальными арбитрами и тренерами, тем более что ни один из этих арбитров ранее сам никогда не был даже близко к сильнейшим мира сего и даже на себе не проверял то, что брался судить у других.
Мне могут возразить, что судье не обязательно быть в свое время «подсудимым». Верно. Но законы все-таки надо знать. Понимать их дух и букву. А не облекать в цифры свои симпатии и антипатии. Не будем забывать, что от качества судейства, от того, насколько правильно и до конца понимают арбитры то, что показывает им спортсмен, зависит и прогресс не только его лично, но и всего вида спорта.
Возвращаясь к нашему арбитру Ирине Абсолямовой, хочу сказать, что она никогда не скрывала, что поклоняется только одному таланту — Ирины Моисеевой и Андрея Миненкова. Она была самой энергичной сторонницей их танцев, никогда не видя тех недостатков, которые в конце концов и привели фигуристов к поражению.
Об этом думала я тогда, в Оттаве. Об этом думала и год спустя на чемпионате страны в Запорожье, когда видела, как И. Абсолямова вновь ставит моих учеников ниже их соперников. И ведь вела она себя так не только по отношению к чемпионам мира, но и по отношению к другим моим воспитанникам.
Однако не слишком ли много внимания уделяю я фигуре этого арбитра, правда ведь восторжествовала, в конфликте вкусов и знаний победа одержана мною, и можно быть более снисходительной, что ли. Да и не мое, в конце-то концов, дело быть блюстителем судейской чести. Но коль скоро эти люди влияют на оценку нашей работы, коль скоро они могут замедлить или, наоборот, ускорить прогресс в нашем виде спорта, мы осязаны говорить и об этих проблемах.
В Оттаве мы начали идти к победе с перзого же дня. Я всегда придавала огромнейшее значение предшествующим старту тренировкам. Это знают все мои воспитанники. Но в Оттаве я была требовательна, как никогда. И Наташа с Геной знали, что для них каждый тренировочный выход на лед равносилен старту в состязаниях. Они были предельно мобилизованны, мобилизованны настолько, что ежедневно (и по нескольку раз) танцевали свою произвольную программу. По частям и полностью. Оригинальный танец вообще не разбивался на серии. Только полностью, чтобы судьи на трибуне могли изучить каждый шаг и дать ему соответствующую оценку.
Тренировки в Оттаве шли при большом стечении зрителей. Это вообще принято на состязаниях за рубежом: организаторы чемпионатов неизменно продают билеты, естественно недорогие, на тренировки всех ведущих фигуристов и таким образом дают возможность проникнуть в святая святых спортсменов и тренеров тысячам людей! Кстати сказать, этот допуск на тренировки дает колоссальный эмоциональный и практический заряд и совсем юным фигуристам, которые таким образом имеют возможность получить урок высшего мастерства, и их родителям, их тренерам, если они ранее не сталкивались с «высшей математикой» фигурного катания. Не сомневаюсь, что и у нас на соревнованиях фигуристов — крупных и небольших — пора уже пускать зрителей на трибуны во время тренировок. Кого за минимальную плату, а кого и бесплатно. В особенности учеников школ фигурного катания, которые днем и ночью, во сне и наяву живут очередной встречей с прославленным чемпионом.
Мы выиграли чемпионат мира на тренировках. Публика не раз приветствовала нас овациями. Как видите, они звучат не только во время состязаний, и, как всегда в таких случаях, одних аплодисменты поддерживают, а других — деморализуют. И вместо того чтобы ответить таким же азартным исполнением своих танцев, наши соперники не находили ничего лучшего, как уходить досрочно с тренировок. Это могло принести только вред, и удивительно, что никто вовремя спортсменам это не подсказывал.
Наташа и Гена тренировались почти на пределе. Физическом в первую очередь. Но психологически они готовы были еще и еще прибавлять. Это тоже входило в ту программу подготовки, которую мы спланировали за много месяцев до приезда в Оттаву. Этот наш уровень готовности и работоспособности вызвал даже потрясение местного масштаба. Руководитель научной бригады, выезжавшая с нами, после нескольких проверок посоветовала мне резко снизить насыщенность и интенсивность тренировок. Ребята не выдержат. Они проделывают объем работы во много раз больший, чем другие, как бы не сорвались. Я тогда ответила, что мы не только не снизим уровень интенсивности, но будем еще и повышать ее к соревнованиям. И что я, как тренер, гораздо лучше знаю возможности ребят, поскольку не только слежу за их физической готовностью много лет, но знаю и уровень их психологической готовности, которую наша наука до сих пор в расчет как бы не берет, поскольку не знает даже, как ее измерять, эту психологическую готовность. Иначе говоря, моральный, боевой дух позволяет спортсменам, готовым по всем параметрам к соревнованиям, проделать такую дополнительную работу, которая и не снилась в обычных условиях.
Снова-таки не буду пересказывать ход самих соревнований, тем более что был он прост. Все три обязательных танца единогласно выиграли Наташа и Гена. Таким же практически было и наше преимущество в пассадобле. А в произвольном победа хотя и досталась нам с меньшим преимуществом, но дала возможность закрепить достигнутый перевес.
Не помню, что было со мной тогда. Я вообще не анализирую свои чувства. После того, как вместе с Наташей и Геной прокатала весь произвольный танец и, опустошенная, перевела дух, я могла только молча ждать оценок, хотя и. знала, что они будут предельно высокими, и вообще-то они меня даже и не интересовали.
Есть тренеры, в такие минуты разыгрывающие чуть ли не спектакль, Тут тебе и поцелуи, тут тебе и слезы счастья (или огорчения), и жесты, адресованные далеким телезрителям. Что здесь от темперамента, а что показное — не знаю. Мне же лично претит такая театральность.
Мгновения победы — это очень личные мгновения. И я иной раз даже жалею, что есть телевидение, от которого не спрячешься, и что оно может, не требуя никакого на то разрешения, в любую минуту вторгнуться в мою, нашу личную спортивную жизнь. И приходится на глазах у миллионов людей поздравлять и принимать поздравления, отвечать на какие-то вопросы, хотя больше всего хочется на несколько минут остаться в тишине и одиночестве. Праздник для меня длится только до тех пор, пока едут к борту Наташа и Гена. Потом зажигаются цифры победы, мы поворачиваемся, чтобы уйти за кулисы, и я говорю напоследок: «Вот с этой минуты и начинается у нас подготовка к новому сезону». Заключение далеко не парадное. Иному оно даже и настроение могло бы испортить. Но я вижу, как улыбается Наташа, как, ничего не понимая, с каким-то даже восторгом смотрит на меня Гена, и знаю, что действительно новый сезон для нас уже начался.
Чем мне закончить эту главу? Ведь рано или поздно придется в ней поставить точку. И я все откладываю этот момент, потому что Наташа и Гена ведь продолжают выступать, они снова на льду, они показывают миру наши новые находки и открытия. И последняя точка в главе — это как долгая разлука с ними. А мне этого очень не хочется.
Потому и не буду рассказывать о новых сезонах. А для того чтобы финишировать без финиша, познакомлю читателей с одной встречей, с одним маленьким негласным экзаменом, который состоялся в начале нового, 1979 года, сезона, в дни, когда шел турнир на приз газеты «Нувель де Моску». В Москву после длительного перерыва прилетел Лоуренс Демми. Мы ждали его приезда с особым волнением, потому что он не принимал участия в работе судейских бригад на прошлогодних чемпионатах Европы и мира, новых танцев Наташи и Гены не видел и мог ориентироваться только по той картинке, которую дало ему телевидение. В соревнованиях Наташа и Гена не участвовали, и Демми приехал на нашу очередную тренировку в динамовском спортивном комплексе.
— Итак, с чего начнем? — Лоуренс Демми, поздравив Наташу и Гену и меня с успехом на чемпионате мира, сохранял все-таки деловой тон. Ему не терпелось поскорее увидеть, что подготовлено чемпионами, чтобы защитить свой чемпионский титул. Это, как вы сами понимаете, очень важно, поскольку прогресс должен быть безостановочным.
Обязательные танцы пролетают мгновенно. Демми дает несколько небольших советов, связанных с деталями, обычно почти незаметными даже лучшим специалистам. Он высоко оценивает «школу» и говорит, что она на чемпионском уровне.
Наступает черед вальса — нового оригинального танца. Вальс уже был в домашних заданиях. В 1973 году западногерманской парой братом и сестрой Бук был подготовлен равенсбургский вальс, который затем вошел в обойму обязательных. Но высших оценок в том сезоне заслужил, кстати, не этот вальс, а тот, который был сделан мной для Л. Пахомовой и А. Горшкова на музыку А. Хачатуряна к кинофильму «Маскарад».
Вообще создать новый вальс — задача чрезвычайно трудная, поскольку тема давно и фундаментально всеми обработана. Но мы нашли несколько абсолютно новых решений, которые потребовали высочайшего технического мастерства. Думаю, что сложнейшие повороты на одной ноге, с помощью которых Наташа и Гена кружатся справа от судей вдоль короткого борта катка, пока вряд ли доступны кому-нибудь, кроме них самих.
Лоуренс Демми сразу понял суть нового вальса si восторженно оценил каждую нашу находку. Он даже сказал — что вообще было для нас особенно дорого, — что такая постановка вальса кажется ему рекордной, лучшей за всю историю существования оригинальных танцев. Вальс ребята танцевали без устали. Серию за серией. Демми просил показать ему отдельно все самые эффектные места, что-то записывал в свой блокнот и в итоге заявил, что вальс — чемпионский.
А затем настал черед новой произвольной программы. Каждую часть танца мы в полную силу катали по нескольку раз. Демми просил повторять для него эти части подряд, чтобы составить полное впечатление обо всей программе, и в любом порядке, который устраивал нас. Почти все в программе Демми понравилось. Но при этом он попросил нас сохранить первую часть старого танца — танго. «Это очень эффектный, эмоциональный отрывок. Он произвел огромное впечатление год назад. И если вы еще раз покажете его зрителям и судьям, вы доставите им огромное наслаждение. Танго прекрасно вводит всех в мир танца. И вы добьетесь этим и еще одного — пусть и побочного, но важного эффекта: покажете преемственность ваших чемпионских программ».
Мы поменяли первую часть танца и восстановили с некоторыми, естественно, дополнениями и улучшениями танго. Хотя сделали это не без чувства сожаления, ибо новая первая часть — не хочу сейчас раскрывать ее, вполне возможно, что мы еще вернемся к ней — была совершенно необычной и ранее не знакомой ни по музыке, ни по танцевальным па миру нашего вида спорта.
Однако наибольший энтузиазм у Демми вызвала заключительная часть произвольной программы-79. Как в былые времена при просмотре на тренировках танцев Л. Пахомовой и А. Горшкова, Демми приподнимался, пританцовывал, отбивал ритм своей ручкой по крышке блокнота. Рок-н-ролл в исполнении Линичук и Карпоно-сова был стремительным, зажигающим и при этом предельно спортивным. В финальной части множество сложных трюков, уникальная работа ног. Зритель видит в этой части все, что может дать современный танец на льду.
Демми вынес свой вердикт:
— Не ожидал, что можно такой танец перенести на лед. Я просто ошеломлен. Думаю, что нашему техническому комитету по танцам надо в послеолимпийском году предложить в качестве оригинального танца всем парам взяться за сочинение рок-н-ролла!
Это была превосходная творческая встреча. Без авансов.
Это был творческий диалог, после которого обе стороны получают толчок для дальнейших творческих поисков.
И я не сомневаюсь в том, что мы еще не раз покажем и мистеру Лоуренсу Демми, и всем, кто любит спортивные танцы на льду и желает им дальнейшего прогресса, новые свои решения.
Через месяц Наталья и Геннадий впервые стали чемпионами Европы, а в марте 1979 года — во второй раз — чемпионами мира!
|
