Tulup.ru - Клуб любителей фигурного катания

Выдающиеся фигуристы

Страницы: 12345678910111213141516171819   
 

Людмила Пахомова — Александр Горшков. С Милой нас связывала дружба с детства и совместное пребывание в группе бесперспективных спортсменов на стадионе Юных пионеров. Нас с Милой переводили одновременно все ниже и ниже, пока окончательно не свели к бесталанным, уменьшая время занятий на льду. Одна отрада была в том, что мы любили ставить сами себе программы и, как нам казалось, с большим успехом их исполняли. Затем Мила ушла в парное катание, потом тренировалась у Виктора Кудрявцева и выиграла как одиночница первенство России и, наконец, оказалась в танцах. Ее партнером стал Виктор Рыжкин. Мила в те годы выходила на лед пухленькая, румяная, с огромной прической — целая башня на голове. И их дуэт был первой серьезной советской танцевальной парой. Пахомова и Рыжкин первыми в нашей стране показали интересный произвольный танец, построенный на русской музыке. С этим танцем можно было рассчитывать на приличное место в международном турнире. Мне кажется, я никогда не сомневалась, что Мила одаренный в спорте человек, несмотря на мнение тренеров о нас. Возможно, эта мысль родилась еще в ту пору, когда мы восхищались друг другом на СЮПе. Как бы то ни было, я не помню, чтобы хоть раз, в отличие от тренеров, потеряла веру в Милин талант.

Я последний год занималась у Лены Чайковской, когда, расставшись с Рыжкиным, к ней пришла и Пахомова, искавшая для себя партнера. Хотя Пахомова и Рыжкин сумели сделать в танцах немало, мне не нравился этот дуэт, я находила неудачным подбор партнеров: Виктор Иванович, будучи опытным специалистом и одним из лучших тренеров в стране, по темпераменту мало подходил Пахомовой.

Однажды Мила перед тренировкой сказала мне в раздевалке: «Ты знаешь, я нашла себе партнера!» — «Кого?»—спросила я. «Ты его знаешь, очень красивый мальчик! Вы учитесь в институте в одной группе». Красивые мальчики со мной вроде бы не учились. «Ну, такой худенький, с большими глазами. С печальными».— «Кто это?» — недоумевала я. «Саша Горшков». А Саша Горшков был тогда настоящий крючок, весь согбенный, катался всегда с ужасными партнершами. И его неудачные партнерши мне запали почему-то в память больше, чем его действительно прекрасные глаза. Пахомова с Горшковым начали тренироваться вместе. На первом же тренировочном сборе, который проходил у нас на Украине, в Плютах, Саша меня поразил. Он проделывал такое количество работы, которое нам и не снилось. Мы бегали кроссы, выполняли часовые пробежки на песке. Горшков опережал нас в три раза. Только успеваешь выйти на дорожку, а он уже пропыхтел рядом и обогнал тебя. Смотришь — уже бежит навстречу. Туда и обратно, туда и обратно, а мы, несчастные, гонимые солнцем и Чайковской, мотались еле-еле. Занималась с ним не только Чайковская, но и сама Мила. И с первого же года их выступлений, глядя на Пахомову, было видно, какой спортсменкой она хочет стать, и не приходилось сомневаться, что она ею будет. И «крючок» Саша распрямился.

Выступают Н.Бестемьянова и А.Букин
Выступают Н.Бестемьянова и А.Букин

Работали Пахомова и Горшков так, что это время даже нельзя было назвать тренировкой. Они с утра до вечера разучивали обязательные танцы на полу. Они приседали вместе, шагали вместе, дышали вместе и овладели полной синхронностью движений. Впервые они вышли вместе на лед в Горьком, где находилась вся команда Чайковской. В этот город приехал и муж Лены — Анатолий Чайковский. Он посмотрел наши новые'программы и сказал: «Ленуся, у меня есть любимый танец «Кумпарсита», прошу, сделай мне его в подарок». Чайковская начала ставить «Кумпарситу». Пробовали этот танец все. Мы пребывали в таком творческом задоре, что танцевали «Кумпарситу» даже парники. Чайковская, например, проверяла некоторые элементы на мне, конек у меня был неплохой, и я бегала, крутилась, исполняла все зубцы — специфический элемент в танцах. Пахомова с Горшковым время тоже не теряли, разучивали позиции и, когда впервые вышли с этим танцем на соревнования, то сразу же произвели фурор. «Кумпарсита» оказалась новым и свежим ветром в танцах.

«Кумпарсита» безоговорочно нравилась всем, это танго стало событием сезона, а наша группа лопалась от гордости, что именно у Чайковской, нами очень любимого тренера, родился столь бесподобный танец, которому в конечном итоге было суждено стать классикой.

На следующий год после рождения дуэта Пахомова — Горшков я оставила фигурное катание и первые соревнования Милы и Саши смотрела как зритель. Прекрасно помню, как они впервые вышли на лед Дворца спорта в Лужниках, в черных костюмах с белыми цветами по воротнику.

Рассказывать, кем они стали потом, глупо, это все знают. Рассказывать об их судьбе прежде всего надо им самим и Елене Анатольевне. Каждый год все любители фигурного катания ждали, что покажут Пахомова и Горшков. И наши ожидания были не напрасны. Чайковская любила своих спортсменов, ставила им великолепные программы. Переоценить роль этого трио в мировом развитии танцев на льду трудно.

Каждый год они потрясали. «Соловей», «Вдоль по Питерской», «Гори, гори, моя звезда», вальс из «Маскарада», о котором сейчас вспоминаешь, и по телу бегут мурашки. Они прожили огромную творческую жизнь. Й когда Ира Моисеева с Андреем Миненковым выиграли чемпионат мира, в котором из-за болезни Саши наш прославленный дуэт не участвовал, я прекрасно осознавала, что Моисеева с Миненковым еще не достигли чемпионского уровня. Впрочем, пока Мила и Саша катались, трудно было поверить, что кто-нибудь способен их обогнать.

Конечно, никто из танцоров не вписал столько страниц в историю танцев на льду, сколько Людмила Пахомова и Александр Горшков. Я говорю даже не о количестве их наград, а о совершенном ими качественном сдвиге в этом виде. Не надо забывать, что и олимпийским он стал во многом благодаря их выступлениям. Что же касается советской школы танцев на льду, она целиком и полностью обязана своим развитием Чайковской, Пахомовой и Горшкову. Имея лидера, ясно видишь, куда идти и к чему стремиться.

ЗАРУБЕЖНЫЕ ФИГУРИСТЫ: Толлер Крэнстон, Габи Зайферт, Джон Карри, на мой взгляд, создали огромную популярность фигурному катанию. Их время пришлось как раз на те годы, когда я еще сама выступала в. соревнованиях, поэтому многих помню не с тренерского места у бортика, а по очереди выхода на лед. Я не собираюсь давать оценку каждому из тех мастеров, о которых пойдет разговор. Нет, я расскажу лишь о некоторых моментах в их работе и выступлениях. О тех ситуациях, возникших в нашем общении, которые произвели на меня большое впечатление, которые вот уже столько лет я забыть не могу. Заметки эти чисто субъективны. Я вспоминаю спортсменов, которые никогда не были, да и не могли быть чемпионами, и, наоборот, ничего не говорю о тех, кто, может быть, и не раз поднимался на высшую ступень пьедестала. Оговорюсь еще раз. Речь идет о тех фигуристах, которые поразили чем-то именно меня, кто мне был дороже, чье катание навсегда в моей спортивной памяти.

Джон Карри. Известно, что Джон выступал в Ленинграде на чемпионате Европы, но я его выступления там не помню. Не знаю отчего, может, из-за своего сумасшедшего счастья, ведь в Ленинграде мои ученики Войтюк и Жигалин получили первые медали. Потом я много раз задавала себе вопрос: как я .могла не запомнить фигуриста, в катание которого была влюблена до умопомрачения? Все, что он делал, мне казалось идеальным. Я сидела и смотрела в олимпийском Саппоро все его тренировки. Я могла так сидеть с утра и до поздней ночи. Карри не совершал на льду ничего особенного, у него были абсолютно классические, балетные линии, и он относился к такому типу спортсменов, которые никогда не совершают ошибок, не срывают элементы. Многие удивлялись, как я могу увлекаться катанием Карри, когда именно в это время выступал Толлер Крэнстон, который пользовался всемирной любовью.

Выступление Карри мне казалось близким к совершенству. Он высоко не прыгал, он мягко катался, и каждый его жест выглядел идеальным по законченности. У меня есть книга о фигурном катании, иллюстрированная фотографиями Джона, сделанными во время соревнований. Что ни фото — скульптура. У Карри не существовало проходящих поз. В своей программе он четко прыгал три тройных прыжка, необходимых для высоких оценок, и, на моей памяти, ни разу не упал. Он говорил, что не знаком с волнением и не понимает, почему вообще в этой жизни надо волноваться. Карри катался только под классическую музыку. Если память мне не изменяет, то последняя его произвольная программа была поставлена на музыку Минкуса.

Я очень люблю Большой театр. И мне казалось, что Карри и в этом театре стал бы одним из лучших та№ цовщиков мира. Впрочем, он везде бы смотрелся великолепно — и на сцене, и на льду.

В общении Джон был приятный парень. Незаметный и тихий. В одном из турне по Европе, когда сопровождать лучших советских спортсменов поехали Чайковская и я, в группу сильнейших фигуристов мира, естественно, входил и Карри. Ссылаясь на усталость, с середины маршрута Джон решил уехать домой. Мы с Чайковской долго его уговаривали. Наконец, уговорили. Поехали дальше и приехали в Чехословакию. Опоздали на самолет, но нас сумели «посадить» на поезд, когда все билеты на него были уже проданы. Мы стояли в коридоре вагона восемь часов: все места заняты, никуда не присядешь. Когда у меня хорошее настроение, я для себя что-нибудь напеваю. Я раньше немножко пела. Ну, как пела? Настоящим пением, как я его понимаю, это назвать нельзя—потихонечку, но музыкально правильно мурлыкала. Русские песни и русские романсы. Слева от меня стоял Крэнстон, справа Карри, и они по очереди просили: «Татьяна, пой». И я в полном восторге, абсолютно раскрепостившись, если не сказать разгулявшись, счастливая, что мои вокальные способности наконец оценили, выводила «за окном черемуха колышется», а они подтягивали припев. Так мы пели втроем всю дорогу. Я запевала, Карри с Крэнстоном поддерживали, и, как мне казалось, получалось совсем неплохо.

Карри не был на льду так эмоционален, как Крэнстон. Но своим высочайшим техническим мастерством — открытием руки, поворотом головы, выворотом стопы, выездом из прыжка — он вызывал во мне такое чувство, которое может вызывать у зрителя очень эмоциональный фигурист, хотя, повторяю, Карри им не был.

Карри завоевывал золотые медали мировых первенств, был олимпийским чемпионом.

Толлер Крэнстон. Как же его любили в нашей стране! Мне кажется, что многих привлекало на трибуны во время соревнований по фигурному катанию, во всяком случае в дни одиночного турнира мужчин, только выступление Крэнстона. А с каким удовольствием он выходил в показательных выступлениях. Развивающиеся волосы, одухотворенное лицо — похоже, он сам не знал, что совершит на льду в следующую минуту.

Не переживать за этого безумного, безудержного, мечущегося на площадке человека было невозможно. Он многое умел делать на льду, но еще больше сделать не успевал или срывал. До начала выступления Толлер весь накален до предела, весь в перекрученных нервах. Ни на одном турнире ничего не выигрывал, лишь раз стал третьим в мире.

Но забыть Крэнстона невозможно тому, кто хоть раз его видел на льду.

Он жил у своего тренера мадам Бурка, которая, безусловно, сумела организовать его распорядок и спортсмена и художника. В этом же доме, у Бурка, находилась мастерская Толлера,где он писал свои немыслимые картины, тогда мне они казались просто бредом, а теперь я не могу отвести от них глаз. Он подарил мне две свои работы, на каждой написав: «С любовью к Татьяне». Он катался так же, как и писал. Безумно и замечательно!

Я видела Толлера на многих чемпионатах. И удачных, и неудачных. Крэнстон — явление в фигурном катании. И я смотрела на него, как на чудо, и поэтому совершенно не интересовалась, какое он занял место. Чемпионом при его срывах он стать все равно никогда не мог. Важным представлялось только то, что Крэнстон в чемпионате участвует и мы все имеем возможность на него смотреть.

Нашу страну на чемпионатах мира часто представляет международный арбитр Татьяна Даниленко, которая не раз судила выступления Крэнстона. Она не могла поставить Толлеру высокой оценки, но так его любила, что, сидя за судейским столом', плакала, переживая его неудачи. Я сама видела, как после падения Крэнстона у нее текли слезы. Даниленко — честный арбитр, она не могла ему подсудить ни одной десятой и ужасно страдала. Толлер относился к ней с большим почтением, хотя именно Даниленко не поставила ему ни одной приличной оценки.

...Я приехала в Канаду с Моисеевой и Миненковым. Они тогда только-только начинали появляться на международных соревнованиях, и их послали на традиционный турнир «Скейт Кэнада». Не помню, в каком это было городе, но мы знали, что там в это время тренировался Толлер. Не размещаясь в гостинице, я с чемоданами поехала на каток. Здесь меня ожидал сюрприз! За бортом рядом с Элен Бурка стоял человек и показывал Толлеру различные танцевальные позиции. Он ставил Крэнстону номер. И все, чем был знаменит Крэнстон на льду, я увидела в этом человеке. Я не знаю его имени, но было ясно, что с Толлером работал хореограф, чью пластику неизвестного для нас танцовщика (хотя в Канаде он, может быть, и известен) впитал в себя Толлер. Я не предполагала, что на свете есть еще один человек, который может точно так же, как Крэнстон, но только не на льду, а за бортом, жестикулировать, прыгать, двигаться. То, что Крэнстон вторичен, поразило меня, как гром с ясного неба. Хотя подобный факт ничуть не умаляет его заслуг. На льду мы ведь видели Крэнстона.

Иногда Толлер катался, не попадая в музыку. Но все равно катался так органично, что, казалось, не выходил из мелодии. На мой взгляд, именно Крэнстону принадлежит открытие эмоционального направления в фигурном катании, а его показательные номера перевер-гаули всякое представление о возможностях импровизированного выступления фигуристов, тем более одиночников. Благодаря Крэнстону мужское одиночное катание приобрело новые краски.

Впрочем, все после Крэнстона стали кататься намного эмоциональнее.

Робин Казинс —ярчайшая спортивная звезда. Он не докатался. Он, наверное, не получил полного удовлетворения от спорта и не дал нам возможности насладиться своим катанием в полной мере. Выиграл Олимпийские игры и ушел из спорта. Буквально два-три сезона, и распрощался со сборной Великобритании.

Конечно, очень жаль — Казинс становился большим мастером, таким, как Карри или Крэнстон. Победив в Лейк-Плэсиде в 1980 году, он спустя месяц проиграл чемпионат мира, может быть, морально это его подсекло. Могу лишний раз высказать свои соболезнования на этот счет, так как убеждена, что Робин Казинс как спортсмен полностью не раскрылся. Мне кажется, его уход предопределило и то, что Казинс вырос в малосостоятельной семье, а тренировки стоят на Западе очень дорого. Чтобы соревноваться дальше, а главное, чтобы побеждать, надо все больше и больше тренироваться. Казинс предпочел балет на льду. Тем не менее забыть его выступления невозможно. Казинс на льду — как большая птица. Великолепно владеющий своим телом, обладающий огромным прыжком, он, конечно, не столь эмоционален в катании, как Толлер, но зато у Робина в катании присутствовал настоящий юмор, причем чисто английский, когда с серьезным видом делают умопомрачительно смешные вещи. Смотреть на него — наслаждение. Беда еще заключалась в том, что Казинс был крайне нестабильным спортсменом. На тренировках он делал к|уда больше, чем на соревнованиях. Как принято говорить: его захлестывало. Но я люблю, когда захлестывает. Понятно, что когда все правильно, все на одну нопу, только тогда и можно победить, но настоящее удовольствие получаешь не от этого. Как в актерском мастерстве, велик тот, кто, не жалея себя, сгорает даже в маленькой роли, так и Казинс был велик тем, что, выходя на старт, отдавал всего себя без остатка и, похоже, забывал, что за ним следят судьи.

Пегги Флеминг. С ней одно время я еще каталась сама. На чемпионате мира в 1965 году я заканчивала выступления, а она только подходила к пику успеха. Но с самого начала появления Пегги в компании сильнейших она обращала на себя внимание. На катке во время последних тренировок накануне чемпионата обычно катается много девочек, одиночниц всегда больше всех на турнирах, но найти Флеминг в этой толпе никакой сложности не представляло. Я помню, как на льду кружилось человек двенадцать. И среди них Пегги, вся в черном, в углу делала «петли». На том памятном чемпионате 1965 года она заняла четвертое место. Прошло двадцать лет, и в памяти от всего женского катания на чемпионате только одно: как Флеминг в углу катает «петли».

Я не любила школы и не знала ее (и никогда не хотела знать, вот почему и не работала в одиночном катании), но то, с какой элегантностью и красотой Флеминг держалась на льду, как выполняла обязательные фигуры в школе, не оставляло сомнения, что фипури-стка она выдающаяся.

У Флеминг не было высоких прыжков, но ее катание могло служить эталоном прекрасного. Флеминг и своей внешностью, и своим мастерством оставила в моем сердце воспоминание, связанное с невообразимой красотой (точеная фигура, шикарные черные волосы, падающие на плечи, огромные глаза). Из женского одиночного, катания так глубоко, как Пегги, запомнились только американка Джаннет Липн и фигуристка из ГДР Габриэла Зайферт. Они ничем не были похожи на Флеминг, они были замечательны по-своему, поэтому не могли не запомниться. Надо добавить, что все трое в разные времена неоднократно побеждали на чемпионатах мира.

Женственность находила логическое воплощение в программах Флеминг. В ее композициях не существовало ни одного элемента ради элемента. Идеальное вращение, технически безупречные прыжки. Во Флеминг совсем не чувствовалось силы, и я никогда не понимала, как такое слабое существо может кататься. Не говоря уже о том, чтобы прыгать. Внешне в ней не было заметно ни спортивности, ни азарта, ни жажды победы, но она умела делать в фигурном катании абсолютно все, и делать лучше всех.

Габи Зайферт. Габи всегда такая крепенькая, такая складненькая, такая... будто немного надутая. Совсем не немецкий стиль катания, сухой и безупречный, а, наоборот, эмоциональный и одухотворенный, но без слез и надрыва. Габи — красивая девушка с копной светлых волос. Тем не менее в те годы казался трудным выбор: кто внешне лучше — тренер Ютта Мюллер или ее дочь—фигуристка Габриэла Зайферт. Ютта, выглядевшая юной, и Габи, просто юная. Тренировались они всегда помногу. Ютта очень требовательна к своим спортсменам, а к дочери, пожалуй, относилась строже всего. Атлетичная Габи высоко прыгала, была на льду и в жизни очень озорной и представляла собой тип яркой не только спортсменки, но и девушки.

Я не могу сказать, что Зайферт открыла новое направление в женском одиночном катании, но она создала свой собственный, силовой, стиль. Сложнейшие элементы, которые она демонстрировала, смотрелись на льду легкими и простыми, и это получалось оттого, что физически Зайферт относится к крепким людям. Ютту всегда можно было видеть рядом с Габи, она не отпускала дочку ни на шаг. Наверное, хорошо зная лихой характер своей наследницы, Мюллер не хотела рисковать ни на грамм спортивной формой дочки или её психологическим состоянием. Я хорошо помню материнскую опеку Ютты, так как у нас с Зайферт практически совпали года выступлений. Публика любила Габи, а ей очень нравилось быть любимой. В какой-то степени у Зайферт сложилось неповторимое катание: веселое, легкое, энергичное,

Джаннет Линн. Пришедшая на смену Зайферт Линн — третья в моей табели о рангах женского одиночного катания, но не по хронологии, а по значимости. Линн в своем катании по стилю тяготела скорее к Флеминг. Джаннет на льду казалась романтичной, иногда с элементами трагедийности и одухотворенности. Но семена, посаженные Габи, не могли не дать всходов. Как Толлер в мужском катании как будто бы включил следующую скорость, и все понеслись быстрее, так и Линн уже села в машину, которую разогнала Габи. Так мощно и красиво, как набирала на льду ход Линн, никто после нее не набирал, но быстроту Джаннет определила Габи.

Джудди Швомейер и Джон Сладки. Этот танцевальный дуэт из США выходил на международные старты в те времена, когда лидерство Пахомовой с Горшковым было далеко не всеми признано и они еще с трудом побеждали пару из ФРГ, брата и сестру Бук. Для Швомейер — Сладки при любом варианте этой борьбы место оставалось лишь третьим. Но так, как американцы катали обязательные танцы, никто в мире до сих пор катать не умеет. Швомейер — Сладки — это два коротеньких, толстеньких человечка. Джудди Швомейер была ростом с Роднину, только пухленькая, почти квадратная. И тем не менее они идеально смотрелись в обязательных танцах. Именно Джон и Джудди со своей феерической техникой могли придумать ныне обязательный танец «Янки-польку». На него нынешним танцорам не хватает площадки, а Джудди и Джон укладывались в ее треть, потому что они делали дуги в три раза круче, чем мы сегодня делаем.

Швомейер — Сладки, как я считаю, были лидерами американского направления в танцах. Может, я не совсем права со словом «направление», так как в американских танцах на льду пока нет школы, то есть нет достаточного количества высокотехничных средних пар, а именно это и определяет наличие в национальном фигурном катании школы. Но на мой взгляд, Швомейер — Сладки определили для Америки свое понятие танца. Не чопорное, не английское, а свободное, построенное на виртуозном владении коньком. Джудди и Джон обычно побеждали в обязательных танцах, Мила и Саша первенствовали в произвольных и становились чемпионами. Прошли те времена. Кто сейчас выигрывает обязательную программу, тот и чемпион.

Диана Таулер и Бернард Форд — трехкратные чемпионы мира по спортивным танцам. В 1965 году они были еще второй парой в мире, в чемпионах ходили Ева и Павел Романовы из Чехословакии. В тот год и я выступала на мировом чемпионате, где с ними познакомилась. С Фордом я вижусь до сих пор, потому что он стал тренером по танцам, хорошим тренером. Он работает в Канаде, у него есть интересные ученики, и мне нравятся его постановки, хотя Форд долго находился в тени, и казалось, что ничем похвалиться не может. Но последние годы его ученики настолько заметны, что уже можно говорить о своеобразном почерке тренера Бернарда Форда. В 1983 году я встретила и Таулер, она тоже работает тренером, но ученики ее совсем слабые, их на крупных турнирах не увидишь. Диана все такая же красотка, у нее, как и прежде, изящная ножка с огромным подъемом, и даже прическа та же, с которой она каталась.

Но когда я вспоминаю этот дуэт на льду, я ловлю себя на мысли, что все время вижу партнера, партнерша остается в тени. Он был удивительно органичен, все его движения на льду были просты и естественны, и, как ни странно, Форд, казалось, выучен был не по-английски. Он мог позволить себе вдруг импровизацию, мог подмигнуть (прощай английская сдержанность и чопорность) зрителям. Но, конечно, прежде всего он иде-. ально владел коньком. Не знаю отчего, но так сложилось в танцах, что в английских парах лидирующая роль принадлежит мужчине, в советской же школе партнеру чаще всего отводится роль второстепенная и сводится она прежде всего к тому, что он должен показать партнершу в самом выгодном свете, сам оставаясь в тени, что, кстати, очень сложная и деликатная задача при огромной работе.

Я помню ювелирные обязательные танцы Таулер и Форд. Помню фрагмент танца «Сиртаки» в одной из произвольных программ. Они отходили от механического, идеального катания (какая прекрасная была у них однажды дорожка, когда они вращались напротив друг друга) и подходили к такому стилю, который ближе нам, русским, может быть, поэтому советский зритель любил этот дуэт. Выступали они всегда прекрасно. Никаких срывов и падений. У них было много показательных номеров, которые с восторгом принимались зрителями.

Они катались идеально. Поразительно точное, синхронное катание. Думается, что если бы не было Таулер и Форда, то не возникла бы пара Торвилл— Дин, нынешних четырехкратных чемпионов мира. Потому что Тор-вилл и Дин — прямые наследники стиля, выработанного Таулер и Фордом. Я, конечно, скажу о молодых англичанах. Но сейчас мне сделать это трудно, должно пройти время, чтобы можно было со стороны оценить их вклад в мировое катание, понять, чем была эта пара для меня, кроме того, что с ними боролись мои ученики Бес-темьянова и Букин. Но к ним целиком можно уже отнести все то, что я говорю о Таулер и Форде. Это и идеальная синхронность, это и поиск нового, наконец, и ведущий в дуэте — партнер. Таулер — Форд пытались разнообразить спортивные танцы и преуспели в этом. «Сиртаки» родились ведь не случайно. Тем же занимались и Торвилл с Дином. Впрочем, и об этом я скажу.

Джейн Торвилл и Кристофер Дин. Они появились в тот год, когда последний раз на чемпионате Европы в Страсбурге победили Моисеева и Миненков. Они сразу обратили на себя внимание. Я их запомнила еще на тренировочном катке — для английских пар у Джейн и Криса была довольно большая скорость. Их тренировала тогда Солбридж, известная спортсменка, тренер чемпионов мира и Европы. Но на следующий год, когда я привезла впервые на первенство мира Бестемьянову и Букина, с ними уже была Бэтти Калловэй— знаменитый английский тренер, о которой я дальше расскажу отдельно. До того, как Джейн и Крис стали чемпионами, Наташа с Андреем уже проиграли англичанам три старта: два чемпионата Европы (1979, 1980) и мира (1979) — это много, это большой разрыв в умозаключениях судей, какой дуэт лучше. Тем более что с 1980 года Торвилл и Дин выступали от своей страны первыми номерами. Бестемьянова — Букин и здесь проигрывали им почти два года.

Как известно, в 1980 году в Дортмунде сразу после Олимпиады Линичук и Карпоносов проиграли чемпионат мира. Победили тогда венгерские танцоры Ракоци и Шалаи, а Торвилл и Дин были на этих соревнованиях четвертыми, причем если бы партнерша не упала в обязательном танце три раза в одном и том же месте, они могли бы занять третье место, вытеснив с него Моисееву и Миненкова. На следующий год сборная поехала в том же составе — Наташа и Андрей в ней считались третьими номерами, следовательно, для судей интереса не представляли, хотя потом все удивлялись, почему эту пару надо ставить ниже Линичук — Карпоносова. Наташа и Андрей заняли в 1981 году четвертое место, победили Торвилл — Дин, вторыми стали Моисеева — Миненков и, таким образом, слишком далеко вперед отпустили англичан. А ведь два года до всех этих пьеде-стальных пертурбаций, еще когда и англичане не входили в призеры, Бестемьяноза и Букин дважды с ними соревновались на турнире в Морзине и оба раза выигрывали.

Я так подробно рассказываю о всех нюансах перехода с одной ступени на другую, потому что Торвилл и Дин для меня не только выдающиеся фигуристы, четырехкратные чемпионы мира и Олимпийских игр, великолепные танцоры, но и все это время постоянные и основные соперники Наташи и Андрея. Но даже если бы в те, уже, кажется, далекие годы мои ученики поднялись бы выше Торвилл и Дин, я все равно бы отнесла англичан к событию в спортивных танцах на льду, так как они многое привнесли в этот вид. Три их последние программы могут нравиться или не нравиться, по правилам они или не по правилам, но забыть их невозможно. Я могу так говорить с точки зрения профессионала.

Я считаю, что они относятся к тем спортсменам, которые трудятся безгранично. И это видно по их результатам. Я обратила внимание, что из всех танцевальных дуэтов, собираемых на чемпионатах, Торвилл и Дин проделывают наибольший объем работы, они всегда целеустремленны, они всегда прокатывают всю программу полностью. Видно, что они работают много сами, видно, что Крис много изобретает.

После их выступлений, возможно, изменят правила в танцах. Если арбитры приняли их акробатические поддержки и не снизили за них оценки, то, наверно, их следует разрешить всем. Запрещено в правилах не двигаться с места более десяти секунд, а они начинали произвольный танец на Олимпиаде под музыку «Болеро» Равеля, не сходя с точки тридцать пять секунд, и закончили программу через четыре с половиной минуты, вместо разрешенных четырех. Но это неважно. Во всяком случае сейчас несущественно. На Олимпиаде в Са-раеве их победа не вызывает сомнений.

Я очень люблю из всех номеров, которые я когда-либо у них видела, показательный танец"— румбу. Этот танец, как когда-то пахомовская «Кумпарсита», как «Кармен» Моисеевой, «Лезгинка» Линичук — золотой фонд мирового фигурного катания, спортивных тан-дев на льду. Мне кажется, чтобы достичь таких высот, надо очень хорошо знать свой вид спорта. И англичане не раз доказывали, что они прекрасно помнят все, что происходило на льду до них.

В этом дуэте я всегда выделяла и выделяю Криса, хотя Джейн надежнейшая партнерша и стала намного артистичнее, чем была раньше. Но главное действующее лицо в паре — Дин. Светловолосый с хорошим лицом, крупной головой, посаженной на мощную шею. Я убеждена, что, уйдя в ледовый балет, они и там сделают еще много интересных работ.

Мы не раз вместе не только выступали, но и тренировались. В Морзине, где нас свела судьба на совместном сборе, Наташа в выходной день сварила русский борщ. Мы обедали, гуляли, не разлучались весь день, Джейн и Крис контактные ребята, но не в дни соревнований.

Как объявили Торвилл и Дин, сезон 1984 года для них как для спортсменов последний. Я говорила о новых путях, которые этот дуэт искал в спортивных танцах. Но для меня они запомнятся не только экспериментами. Идеальное скольжение и абсолютная синхронность, безупречные по чистоте линии обязательных танцев и, конечно, фантазия в произвольном — вот какую память оставил после себя английский танцевальный дуэт Торвилл — Дин.

 
Тарасова Т. А. Четыре времени года.— М.: Сов. Россия, 1985.— 176 с
Разделы
Четыре времени года (Тарасова Т.А.)
Мой талисман — черепаха
Четыре времени года
Стадион юных пионеров
Мои родители
Лейк-Плэсид: последняя олимпиада Родниной
Ира и Саша
Костюм для чемпионов
Моисеева и Миненков
Пять минут у льда
Бестемьянова и Букин
Тарасята
Сибирское турне
Выдающиеся фигуристы
Турне мировых звезд
Выдающиеся тренеры
Музыка в моей жизни
Мои друзья
День тренера
Мой мир, мое фигурное катание
Вход


Имя
Пароль
 
Поиск по сайту

© Tulup 2005–2024
Время подготовки страницы: 0.014 сек.