Цитата: |
Видя, как миф о красоте губит молодых женщин и, равнодушно отворачиваясь от этой проблемы, школы и университеты убивают дочерей Америки. То же самое происходит сейчас и с молодыми жительницами Европы. Чтобы стать потерянной для общества, необязательно умирать. Анорексичку нельзя назвать по-настоящему живой. Быть анорексичкой значит умирать медленной смертью, быть ходячим полумертвецом. Общественные институты относятся к этой эпидемии как к одной из тех «женских штучек», которые как-то неловко обсуждать, вроде установленных в монастыре автоматов по продаже тампонов, поэтому никто не переживает по этому поводу. Студенткам не дают возможности открыто говорить о том, что творится вокруг них и о чем они знают из своего личного опыта. Им не разрешают публично заявлять о том, что эта эпидемия существует, что она смертельно опасна и поражает их и их окружение. Поэтому они вынуждены держать эту ужасающую правду при себе, или принижать ее значение, или обвинять во всем самих жертв этой эпидемии. Еще одна заболела. Еще одна исчезла. Еще одна погибла. Когда я училась в колледже, мы не оплакивали Салли. Она носила выцветшее клетчатое платье с дырявым кружевом и старую шляпу с павлиньим пером и напоминала грязную тряпичную куклу. Она пыталась спрятать свой рахитичный вздутый живот и скрывала свой острый ум, но при этом могла разбить в пух и прах любой аргумент, а также мимоходом сделать очень меткое замечание. Ее тихий голос временами совсем пропадал, а бледные губы плотно сжимались. На вечеринках она обычно прислонялась к ближайшей стене, откинув назад голову, которая казалась слишком большой для ее тела, — чтобы сохранять равновесие. Иногда, расслабившись, она танцевала, как ряженые на Хэллоуин, нелепо размахивая руками. «Сыграй что-нибудь хорошее для Салли, чтобы она потанцевала» — это было у нас излюбленной шуткой и специально разыгрываемым спектаклем. Однажды она пропала. Ее соседки по комнате вынуждены были собрать ее вещи и отправить их домой: маленькие весы, на которых она взвешивала половину булочки, составлявшей ее дневной рацион, гари весом 7 г и удивительное по своей проницательности незаконченное эссе, найденное на ее письменном столе. Когда мне сказали, что силы оставили ее, я вспомнила ясный осенний день, когда группа студентов вышла из аудитории, громко споря между собой. Она резко бросила на пол свои учебники. Расправив плечи, с которых свисал болтавшийся на ней и продуваемый холодным ветром свитер, она развернулась в медленном пируэте и бросилась в самый центр группы. Один из юношей поймал ее, не дав ей упасть, и передал ее мне, она вырывалась из рук как непослушный капризный ребенок. Я безо всякого труда удерживала ее. Она добилась своего. Она преодолела земное притяжение. Ее руки были легкими, как полые ветви березы, у которых кора оставалась неповрежденной, а сердцевина, лишенная жизненных соков, была ломкой и хрупкой. Я легко скрутила ее пополам, от нее не осталось ничего. Она была подобна веточке, раскачиваемой ветром, скелет в кроссовках Nike с протертыми подошвами. Такие девушки отбрасывают тени, как японские куклы-марионетки с большими головами на палках, и эти тени исчезают при свете дня. С пересохшими ртами, подобно старикам, неуверенно стоящим на ногах, они отправляются домой еще засветло, с трудом переставляя ноги с распухшими суставами. На церемонии вручения дипломов в моем колледже открывавший ее спикер Дик Кэветт, стоя перед 2000 молодых выпускниц Йеля, облаченных в традиционные головные уборы и черные мантии, рассказал им такую историю. Когда он учился в Йеле, туда не принимали женщин. Девушки учились в колледже Вассар. И всех студенток сфотографировали в спортивном зале обнаженными, чтобы проверить их осанку. Некоторые из этих фотографий попали на черный рынок порнографии в Нью-Хэйвене. Кульминационным моментом этой истории было то, что на них не нашлось покупателей. Был ли этот оскорбительный выпад преднамеренным или нет, но впечатление он произвел. Газета The New York Times пишет о женщине, которой бойфренд подарил имплантаты груди по случаю получения ею докторской степени. В последнее время в США вообще стало модным по случаю окончания университета оплачивать дочерям операцию по увеличению груди, а сыновьям — традиционный тур по Европе. Словом , что бы ни ждало нас в будущем , мы можем быть уверены лишь в одном: женщин в их «необработанном», или «естественном» виде будут продолжать перемещать из категории «женщина» в категорию «уродина», заставляя их стыдиться своих тел и стремиться к внешнему единообразию, будто они сошли с одного конвейера. А поскольку любой человек реагирует на оказываемое на него давление, то оно будет только расти, и обязательно наступит момент, когда ни одна уважающая себя женщина не рискнет выйти из дома с лицом, не измененным скальпелем пластического хирурга. Свободный рынок будет конкурировать, предлагая перекраивать женские тела дешевле, хотя и менее качественно, примитивно и без излишеств в дешевых клиниках, расположенных в подвальных помещениях. В такой атмосфере будет лишь вопросом времени, когда начнут менять расположение клитора, зашивать вагину, чтобы она лучше подходила для члена сексуального партнера, ослаблять глотательные мышцы, чтобы уничтожить рвотный рефлекс. В Лос-Анджелесе хирурги уже создали и вживили прозрачную кожу, через которую можно видеть внутренние органы. Это, по словам одного из очевидцев, «последняя степень вуайеризма». Эта дьявольская машина уже ждет у дверей. Неужели же она станет нашим будущим? Наоми Вульф "Миф о красоте" |